Чистый лист
Шрифт:
Подошедший к нам мужчина оказался сногсшибательно красив. Настолько, что его фотографию без труда можно было представить под подушкой юной трепетной девицы из хорошей семьи, а рядом с ним воображение так и рисовало стайку восторженных поклонниц. Высокий и статный жгучий брюнет с ярко-зелеными выразительными глазами, белозубой улыбкой, совершенными чертами лица и волнистыми волосами, пребывающими в идеальном беспорядке.
— Почему ты не сказал, что планируешь прийти, да еще и с дамой? — продолжил незнакомец своим хорошо поставленным баритоном, окинув меня заинтересованным
Я вместо ответа только крепче вцепилась в Мая. Все же до чего тезка замечательный в своей «настоящести»! Тоже вроде бы красивый и обаятельный мужчина, но… нет ощущения, что ты любуешься на произведение искусства в музее. Кошмар, как этот незнакомец живет с такой внешностью?!
— Это было спонтанное решение, — ровно ответил Недич. — Майя, познакомься, это Добрило Чичич, мой зять, один из ведущих актеров Исторического театра. Дор, это Майя, моя невеста.
— Приятно познакомиться, — проявила я вежливость, уже с куда большим интересом разглядывая мужчину. Только интересом не женским, а скорее гастрономическим: так вот он какой, еще один подозреваемый и муж стервозной Маевой сестрицы!
— Польщен и очарован. — Добрило галантно склонился, чтобы поцеловать мне руку, попутно стреляя глазами.
Интересно, это профессиональная привычка или он просто бабник? Может, Любица потому такая психованная, что муж гуляет?
— Разрешите пригласить вас в антракте за кулисы, я бы с удовольствием проводил и все тут показал, — продолжил Добрило. — Май в театре редкий гость и ужасно не любопытен, может, хоть с вами пройдет и посмотрит, как тут все устроено?
— Спасибо за предложение, — осторожно ответила ему, вежливо улыбаясь. — Если будет возможность, мы непременно им воспользуемся.
От продолжения разговора нас избавили два события: звонок — как я поняла, первый — и появление еще одного белого лакея.
— Ваша светлость, позвольте вас проводить, — склонился лакей.
Чичич, бросив на него задумчивый взгляд, поспешил сослаться на необходимость подготовки и удрать.
Избавитель, к моей тихой радости, не повел нас к парадной лестнице через подвижную гудящую толпу. Он шагнул к стене и отодвинул тяжелую бордовую портьеру, за которой обнаружился черный ход — скромная и достаточно узкая лестница, чистая, пустая и тихая. Опустившаяся за нашими спинами занавесь превосходно скрадывала звуки, и я не удержала шумного вздоха облегчения. То ли просто не привыкла к людским скоплениям, то ли еще не до конца вылечилась, но в ослепительно-ярком, зеркально-золоченом фойе среди людского моря меня потряхивало от напряжения, а тут — ничего, отпустило. Хотя, конечно, там было очень красиво, и я с удовольствием осмотрелась бы в тишине.
— Как тебе Чичич? — спросил Май, пока мы поднимались за чинным до царственности лакеем.
— Ну… он как минимум вежливый и отнюдь не дурак, — заметила я. — Хотя, если он хороший актер, не удивительно, что способен изобразить дружелюбие, даже если искренне желает свернуть собеседнику шею. Но мне все равно сложно поверить, что главный злодей именно он.
— Насколько понимаю, его сокрушительное обаяние на тебя не подействовало, —
— Сложно поверить, что актер может быть настолько великолепным интриганом. То есть нет, не так. Интриганом он может быть любым, просто странно, что честолюбивый человек с умом изощренного, тонкого манипулятора, хладнокровного убийцы и очень талантливого тактика выбрал для себя профессию актера. Может, я не права, но в моем представлении актерская публичность, жажда признания и внимания с чертами злодея совсем не сочетаются.
— Любопытная версия, — заметил Май рассеянно.
— Меня больше интересует, почему к тебе пристал только он. Я боялась, что от любопытных отбоя не будет! Ладно, репортеры, но всякие великосветские бездельники?
— А тут все просто, — хмыкнул Недич. — Я мало с кем знаком лично: до аварии я был им неинтересен, а мне не хотелось тратить время на светские развлечения. Поэтому большинство попросту не знает меня в лицо, а тем, кто узнал, подойти или окликнуть не позволяет этикет, — пояснил Май.
— Я начинаю любить этот ваш этикет, — пробормотала себе под нос.
На этом пришлось сворачивать разговор: мы миновали короткий тихий коридор с висящими на стенах портретами и фотографиями незнакомых людей, и лакей с поклоном открыл перед нами еще одну дверь.
За ней оказалась небольшая уютная гостиная. Четыре вычурных кресла стояли широким полукругом у низкого столика, заполненного разнообразными закусками на изящных тарелочках. Кресла были развернуты к тяжелой гардине, отделявшей ложу, конечно если это она, от остального зрительного зала. Напротив той боковой двери, через которую мы прошли, виднелась еще одна такая же, а напротив портьеры — широкая, двустворчатая, похожая на парадную.
Два кресла оказались заняты. В дальнем сидел, покачивая в ладони пузатый бокал, отлично сохранившийся мужчина неопределенного возраста «за пятьдесят». Правильные, строгие черты лица, несколько смазанные и размытые временем, недлинные темные волосы, едва тронутые сединой. Морщины легли на смуглую кожу высокохудожественно, придав обаяния и какой-то одухотворенной мудрости, словно перед нами сидел мудрейший жрец великого бога. Глаза — карие, внимательные, смотрели пронзительно и цепко, давая понять, что если жрец и мудрый, то бог его — совсем не добрый. Хотя, возможно, справедливый: никакие явственные пороки по его лицу не читались. Впрочем, что я знаю о местной косметике и возможностях магии?
Дама, делившая ложу (ой, как двусмысленно звучит!) с владыкой, а это наверняка был он, вполне подходила своему спутнику. Примерно того же возраста, все еще красивая — очень величественно красивая. Закрытое длинное платье глубокого синего цвета очерчивало отличную фигуру, ряды крупного жемчуга обнимали стройную шею, подчеркивая безупречную осанку и горделивую посадку головы. Забранные в высокую прическу волосы насыщенного шоколадного цвета лежали идеально, их время пощадило, не поспешив покрывать серебром. Глядя на эту даму, я сама невольно расправила плечи.