Чиж: рожден, чтобы играть. Авторизованная биография
Шрифт:
— «Разные» вполне могли бы стать группой первого дивизиона, — говорит Чиж, — если бы приехали в 87-м на Подольский фестиваль. У них всё пошло наперекосяк именно с Подольска. Они опоздали. И с тех пор мы всё время куда-то опаздывали. Можно сказать, нам фатально не везло...
В октябре 1993-го Карафетовы, у которых подрос старший сын, доверили ему синтезатор и перестали брать Чижа на цыганские свадьбы. Это значило, что Харьков стал для него, как сказали бы блюзмены, rig city — городом, где нет работы для музыканта.
Спасительной отдушиной оставался Питер. Только здесь можно было играть концерты и зарабатывать какие-то деньги. Тем более что Чижа по-прежнему опекал БГ.
Идею мероприятия озвучила пресс-секретарь Аня Черниговская: «В “Синем альбоме” “Аквариума” есть такая цитата: “Где та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли...” По всей вероятности, идея фестиваля — доказать, что ответ “нет, нет, нет” за десять лет сильно устарел».
Выходило, что 32-летний Чиж присутствует на фестивале в ранге «молодой шпаны». Собственно, он так и выглядел: худой, бледный, в осеннем пальто и вязаной шапочке. Возможно, поэтому бдительные вахтеры отказались пропустить его в Балтдом. За кулисы Чижа провел Любомир Скляр, басист Colney Hatch.
— Захожу в боковую дверь: стоит Серега в своем сереньком пальто. А я уже знаю, что это Чиж, уже витают идейки, что Чиж — это классно, это круто. Типа он знает Гребня, всех-всех. «Чего стоишь?» — «Да меня не пускают». Я начинаю ломиться с гитарой: «Я здесь играю!.. А это Чиж, он со мной». А он почему-то застеснялся: стоит, жмется. Пока вахтеры замешкались, я его протолкнул.
(При желании эту забавную сценку можно рассматривать как метафору проникновения Чижа в Питер: он не ломился туда с гитарой, а терпеливо ждал, когда его туда «проведут».)
Присутствие Colney Hatch в Балтдоме было идеей Березовца. Параллельно с Чижом он продолжал продвигать модных украинцев, которые пели по-английски и прыгали по сцене в гавайских трусах-бермудах [87] .
«Мы с Чижом жили у Березовца дома, — вспоминает Валерий Пастернак, лидер Colney Hatch. — Нас кормили и всячески заботились. Игорь был достаточно парадоксальной фигурой. У него постоянно чередовались приступы по-детски наивной доброты, человечности с грубым практицизмом и откровенным хамством. И всё же, считаю, именно его заслуга, что Чиж тогда выстрелил. П**ли много и все, а дела, пусть неуклюже, со всеми ссорясь (что несложно в рок-тусовке Питера), делал он. Где многие герои тех дней?.. А Чиж теперь ЧИЖ».
87
Уместно вспомнить, что Colney Hatch — имя нарицательное. Так называлось местечко, где был открыт первый в Англии дом для умалишенных.
Чиж выступил в заключительный день фестиваля, вместе с БГ. До этого на сцене Балтдома два дня подряд отрывалась «молодая поросль», которая пела только на английском. «Такое ощущение, что мы возвращаемся в некие первобытные времена, — недоумевали журналисты, — фестиваль на 80 процентов решил показать, что рок сегодняшнего дня сугубо англоязычный. Откуда начали путь, туда и вернулись».
Но такой крен был объясним. В советском роке текст (то есть мысли и лозунги) часто стоял на первом месте и подавлял музыку. Англоподобная чушь новой генерации демонстрировала очевидную, на их взгляд, тенденцию: «правильные» аккорды гораздо важнее «правильных» слов.
Впрочем,
Вместе с Чижом на фестивале сыграли барабанщик «РЛ» Алексей Сечкин, перкуссионист Александр Кондрашкин [88] , гитарист Родион Чикунов из питерской группы «Улицы» и басист Леша Романюк. Это был уже некий прообраз «своей» группы.
88
Работал с группами «Джунгли», «Странные игры», «АВИА», «Объект насмешек», «Мануфактура», «Тамбурин», «Пикник» и «Аквариум».
Спустя несколько дней после фестиваля Алексей Курбановский устроил акустический концерт Чижа в арт-галерее «Борей». В начале 1990-х это был элитный художественный клуб, где регулярно проходили выставки, концерты, философские чтения и поэтические вечера. «Посмотреть на Чижа» пришли примерно полтора десятка интеллектуалов. Парень из Харькова показался им весьма интересным.
— В питерском роке, — говорит Курбановский, — есть определенная традиция, основанная Гребенщиковым. Традиция «потока сознания», когда тексты пишутся по принципу свободной ассоциации идей. Когда между отдельными строчками нет связи, и каждая из них заключает в себе грань некоего образа. Эта традиция породила ряд блестящих открытий. Но, как и все на свете, она была не беспредельна...
Вместо этих причудливых образов Чиж предлагал сюжетный рассказ, маленькие новеллы в стихах, где автор был всего-навсего storyteller’ом, проводником в свой маленький мир. Если ты туда входишь, то, как хиппи внутри коммуны, становишься там своим. И тебе очень доверительно — с юмором, мягкой иронией — рассказывают истории про персонажей этого мирка.
— В то время это прозвучало очень интересно, — считает Курбановский. — Это было определенное развитие. Новый этап, новый шаг, новое слово [89] . Потому что поток свободных ассоциаций уже надоел. Равно как и политические песни.
89
По инициативе А. Курбановского летом 1993-го «Борей» выпустил тиражом в 200 экз. тонкую книжечку с текстами чижовских песен. Это был его первый поэтический сборник. Если не считать «Антологии суицида», сборника творчества харьковских рокеров, который вышел на Украине в ноябре 1991-го. Чиж был представлен там «Письмом Егору Летову».
Другой причиной симпатии к Чижу была «пронзительная мелодическая свежесть» его песен. Они так быстро ложились на слух, что кто-то даже цинично сострил: «Это не музыка, а триппер: быстро цепляется, и трудно отделаться».
Так или иначе, но каждый концерт в Питере, даже самый скромный, прибавлял Чижу новых поклонников. Его декабрьским выступлениям московский журнал для постхиппи «Забриски Райдер» посвятил статью «Человек Поющей Травы 1993 года»: «В Питере его очень любят. Сам наблюдал. Песни поют... То, что пресловутый Сергей Чиграков — один из немногих реально творящих хиппистский “культурный слой” людей — это несомненно. Как, скажем, Григорян, и Умка, и тот же БГ — в свое время».