ЧиЖ. Чуковский и Жаботинский
Шрифт:
Косвенно подтверждает правомерность такого соотнесения газетная вырезка, вклеенная в дневник Чуковского: «В непродолжительном времени выйдет в свет сборник гг. Альталены и К. Чуковского, посвященный индивидуализму». Однако сведений об этом сборнике обнаружить не удалось — очевидно, он не вышел в свет. Зато Чуковский вскоре после выступления в прениях по реферату Жаботинского опубликовал сразу две статьи об индивидуализме [47] , в которых частично использовал материалы полемических возражений Жаботинскому. Один из таких «утилизированных» фрагментов мы выделили в записях Чуковского курсивом.
47
Письма о современности. Письмо первое: Индивидуализм. Марксизм. Декадентство // Одесские новости, 1902. 21 и 24 июня; К толкам об индивидуализме // Одесские новости. 1902. 13, 14 декабря. Обе статьи републикованы: КЧСс. Т. 6. С. 228–237 и 275–288.
В дневнике Чуковского сохранилось еще одно упоминание о словесном
8 февраля 1903. Вот какая заметка напечатана была вчера (вклеена вырезка из газеты): «Контрасты современности» <доклад К. Чуковского в лит. арт. о-ве> вызвал настоящий словесный турнир между докладчиком и отстаивавшим его положения гг. Жаботинским, Меттом с одной стороны и резко восставших против идеализма гг. Брусиловским, Гинзбургом и др. Прения затянулись до 12 ч. ночи. Следующее собеседование состоится через 2 недели. [48]
48
Одесские новости. 1903. 7 февраля.
Эти успешные выступления помогали вхождению в литературную среду, тем более что параллельно Чуковский начал регулярно печататься в «Одесских новостях». Молодой Николай Корнейчуков, с момента вступления на журналистское поприще ставший навсегда Корнеем Чуковским, полностью оправдал ожидания Жаботинского. «Скоро одесская газета, — вспоминал Владимир Швейцер, — держалась уже на „трех китах“: корреспондент из Рима, писавший под псевдонимом „Altalena“, бытописатель одесского „дна“ Кармен, отец известного кинорежиссера Романа Кармена, и молодой литературный критик Корней Чуковский». [49]
49
Владимир Швейцер. Юноша в гимназической куртке // Воспоминания о Корнее Чуковском. М., 1983. С. 10. Кармен Лазарь (Коренман Лазарь Осипович, 1876–1920) — одесский журналист, Чуковский упоминает о нем в своих воспоминаниях «1905, июнь», о восстании на броненосце «Потемкин» (КЧСс, Т. 4. С. 27, 538–539). Отец известного кинорежиссера Р. Л. Кармена, посвятившего его памяти статью «Вспоминая отца» в кн.: Кармен Л. О. Рассказы. М., 1977. Отметим очевидные аберрации памяти мемуариста — когда Чуковский начал сотрудничать в «Одесских новостях», Жаботинский никаких корреспонденций из Рима не писал, он публиковался в постоянной рубрике «Вскользь».
Поддержка Жаботинского многое значила в последующем быстром превращении юноши без определенных занятий, не окончившего курс гимназии и перебивавшегося частными уроками, во влиятельного литературного критика. Разумеется, этой быстрой метаморфозе способствовала исключительная, почти религиозная любовь Чуковского к литературе и его не менее исключительная работоспособность.
Но все-таки в период, когда молодому критику приходилось завоевывать право «сметь свое суждение иметь», Жаботинскому неоднократно случалось приходить ему на помощь. Так было после публикации критического фельетона Чуковского «Л. Е. Оболенский» [50] , в котором он высмеял пустопорожние статьи плодовитого либерального публициста. Не привыкший к подобным выпадам Оболенский ответил начинающему критику свысока, и Altalena нашел нужным посвятить заступничеству за Чуковского один из очередных фельетонов «Вскользь» [51] . Негодование Жаботинского вызвал прежде всего тон, которым столичный «литературный генерал» отвечал молодому критику, но в ответе Жаботинского несомненно присутствует спор и с местными, одесскими недоброжелателями Чуковского.
50
Одесские новости, 1902, 28 июля; см. републикацию фельетона: Чуковский К. И. Собр. соч.: В 15 т. Т. 6. М., 2002. С. 256–261 и комментарии к нему.
51
Одесские новости, 1903, 13 ноября.
Жаботинский наставлял Оболенского: прежде чем столь резко возражать на критику, нужно составить представление о своем оппоненте:
Здесь г. Оболенский, пожалуй, возразит: «Да, я действительно постарался ознакомиться с его статьями, но они оказались слишком трудно написанными, и я не мог их понять». Что ж, это было бы вполне естественно. Я вспоминаю, как г. Чуковский прочитал два доклада в Литературно-артистическом обществе, где среди посетителей, как известно, очень много таких людей, умственный уровень которых равен умственному уровню г. Оболенского, — и там тоже многие говорили, что г. Чуковского трудно понять. Это все так; но ведь если я не в состоянии понять чужую мысль — это еще не резон для того, чтобы заговорить с автором свысока.
Слова Жаботинского о «трудно написанных» статьях Чуковского могут по казаться странными: в историю русской критики Чуковский вошел как мастер легкого, эссеистического по форме литературного фельетона. Но к этому жанру он пришел не сразу, первые статьи в «Одесских новостях» (как, вероятно, и первые выступления в Литературно-артистическом обществе) Чуковский строил в намеренно ученом стиле, напоминавшем более эстетический трактат (читатели могут ознакомиться с ними в т. 6 уже упоминавшегося Собрания сочинений Чуковского). Жаботинскому этот наукообразный стиль нравился, в публикуемых далее письмах к
О том, насколько тесным было общение Жаботинского и Чуковского в эти годы, мы узнаем из совершенно неожиданного источника — донесений, сохранившихся в Департаменте полиции. Известно, что в апреле 1902 года Жаботинский был арестован за хранение нелегальных брошюр. В «Повести моих дней» он описал свой арест следующим образом: дорогу в тюрьму «я скоротал за любезной беседой с околоточным надзирателем, и он сказал мне: „Читал я, сударь, ваши статьи, весьма недурственно“… Меня вызвали на допрос… Я спросил: „Запрещенная книга, которую вы нашли у меня, — это памятная записка министра Витте „Земство и самодержавие“. Что в ней преступного?“ Мне ответили, что книга печаталась в Женеве. Это было очень скверно. Но в ней имелось также предисловие на четырех страницах, написанное Плехановым, и это было еще хуже». [52] Кстати, в делах Департамента полиции от этого ареста Жаботинского сохранилось изъятое при перлюстрации письмо Розы Шмулевны Файфель к некоему Орлову в Шальи-Кларан (Швейцария), где речь шла об обысках, предшествовавших аресту Жаботинского. В этом письме говорилось, что 22 апреля на квартире ее родных «при ликвидации наблюдений Летучего отряда за Лазарем Мальцманом и Владимиром Жаботинским был произведен обыск, причем этот обыск результатов не дал». [53]
52
Жаботинский В. Повесть моих дней. Библиотека Алия, 1989. С. 40.
53
Здесь и далее цитируются Дневники полицейских наблюдений: ГАРФ, Департамент полиции (в дальнейшем — ДП), Особый отдел (в дальнейшем ОО).1902. Д. 826. СС 3104–1902.
По выходу из тюрьмы за Жаботинским было установлено наблюдение, и почти сразу среди тех, с кем он встречался, появляется имя Николая Корнейчукова, его невесты Марии Гольдфельд и ее родственника — Григория, за каждым из которых также некоторое время велось наблюдение. Благодаря этому мы можем составить представление о постоянных встречах Чуковского и Жаботинского на коротком отрезке времени — в октябре 1902 года.
В поле зрения Департамента полиции Чуковский попадает раньше Жаботинского, и попадает благодаря знакомству с Моисеем Хаскелевичем Лембергом, принадлежавшим к партии эсеров и незадолго до этого прибывшим в Одессу из-за границы. 14 августа 1902 года в жандармских донесениях зафиксировано:
Лемберг (по кличке Александровский) в 12 3/4 часов дня вышел и <пошел> в контору «Одесские новости» в Пассаже, дом № 33/28, угол Дерибасовской и Преображенской улиц, через 1/2 часа с Николаем Корнейчуком, проживающим в доме № 14 по Ново-Рыбинской улице, прошли оба на угол Ришельевской и Большой Арнаутской, там постояли 1/4 часа, простились, и Лемберг сел на конку и уехал домой, а Корнейчук зашел в дом № 43 по Большой Арнаутской улице, больше не видели. [54]
54
ГАРФ, ДП, ОО, 1898, Литера М, т. 2. Донесения за 1902 год. Лемберг (в написании Чуковского — Лемберк) упоминается в 1906 и 1958 году в Дневнике Чуковского (записи были пропущены в опубликованной части):
13 мая 1906 …В ресторане встретился с Володей Жаботинским. Теперь уже ночь, я провел вечер у Лемберка — так и убит мой день.
31 мая. Сегодня утром написал два сонета для Нивы. Потом пошел отдать Рае зонтик. Вечером были у нас Лемберки — и мы до часу ели клубнику, пили чай и вспоминали детство.
19 мая 1958 [в загородной больнице]. Мне все хуже… Вчера подошел ко мне невысокого роста седой человек — похожий на Каменева — с щегольски подстриженной бородкой и сказал:
— Мы с вами знакомы. Познакомились в 1907 году.
То есть 51 год назад. Оказывается, Рая Лемберк (Рая Лифшиц) привела его ко мне, так как он только что бежал от полиции и ему негде было ночевать. Он запомнил, что мы жили очень бедно, что я вставал рано, пил чай с молоком и что в тот день вышла газета с моими стишками — об обыске, проведенном в квартире полицией:
О Клара Цеткина, о Бебель, О Лагардель, о Лагардель. О перевернутая мебель, О разоренная постель.Кстати, благодаря этой цитате встречу можно датировать. Чуковский цитирует отрывок из своей шуточной поэмы «Сегодняшний Евгений Онегин», который опубликован: Родная земля. 1907. № 1, 8 (20) января. С. 2.
Наблюдение за никопольским мещанином Жаботинским, проживающим в доме 11 по Красному переулку, которому дается кличка «Бритый» [55] , начинается 5 октября 1902 года.
В этот день в 2.30 он «отправился в кофейную при д. № 5 по Красному переулку, что там делал, не видели, а в 11 часов дня к Бритому <пришел> Александр Поляк (кличка Фуражка), где пробыл 1/2 часа и ушел».
6 октября к записи о передвижениях Жаботинского сделано примечание: «состоит под особым надзором полиции. Наблюдается ввиду агентурных сведений, что не прекращает преступной деятельности в качестве пропагандиста». Сами же передвижения зафиксированы следующим образом:
55
В жандармских донесениях клички пишутся в кавычках, которые далее мы опускаем.