Чижик – пыжик
Шрифт:
Я сел за стол, а Журавлевы стояли передо мной, как подсудимые. В отличии от Василька, Нина повзрослела, выглядела старше его, скорее матерью, чем женой. Она обабилась, стала женственней, блядовитей, хотя на лице была написана верность супружескому долгу. Верная жена думает под мужем о другом. Неприступные бабы — это неудавшиеся бляди, для которых не существует золотой середины.
— Фужеры дашь или с горла будем пить? — спросил я у нее, а Васильку разрешил: — Присаживайся, не стой, как засватанный.
Точнее
— Да, небагато живете, — сказал я, обведя взглядом их нору, набитую дешевой мебелью.
Хозяева промолчали, даже не выдали типичную отмазку неудачников, что не в деньгах счастье. Конечно, оно в любви. Богатый строится, а бедный в пизде роется. Правда, по Нининой кислой физиономии что-то не заметно, чтобы ей хватало. Я вас люблю, а хули толку, ебаться хочется, как волку.
— Ну, что — так и будем в молчанку играть?! Думал, встречусь со старыми друзьями, посидим, выпьем, молодость вспомним, а вы… Орде татар обрадовались бы сильнее! В чем дело, Василек?
— Ни в чем, — натужно выдавил он. — Ты неожиданно так…
— Если бы предупредил, — поддержала его жена и метнулась к другому столу, поменьше и заставленному кастрюлями. — Сейчас приготовлю что-нибудь.
Не стал ее тормозить, пусть за хлопотами придет в себя. Муж, понаблюдав за ней, переложил руки с коленей на стол и расправил спину. Потом вспомнил об очках, протер их. Без очков выглядел совсем чмошным. На зоне его запетушили бы в первый день, если бы не успел в суки податься. Да и там бы ему житья не было.
Я открыл бутылку, разлил по фужерам.
— Мне чуть, — попросила Нина, — завтра рано вставать.
Я не послушал, налил до краев, вспомнив, как энное количество лет назад пила со мной наравне и утром была свежая, как первый снег.
— Садись, — поймал я ее за руку и заставил опуститься на стул.
Она было дернулась и быстро подчинилась, почувствовав, насколько я сильнее ее. Привыкла к хиленькому Васильку, забыла, какие на самом деле мужчины.
— За встречу! — поднял я фужер.
Выпили они залпом, чему я удивился. Налил по-новой и предложил другой тост:
— За дочку!
И ощутил напряг. Что-то здесь было зарыто, и не простая собачонка, а, как минимум, сенбернар. Супруги уставились в фужеры так, словно там сперма пузырилась. Я прикинул возраст девочки, перебрал несколько вариантов и пришел к самому простому выводу. Проверяя догадку, спросил:
— Она ничего не знает?
— Нет, — поймался Василек.
Нина
— Кто тебе сказал? — напала она на меня.
— Сам догадался. Вроде бы мозги есть, раньше ты в этом не сомневалась.
— Не было никакого раньше, понял?! Это моя дочка! — забулькала она, став озлобленной, некрасивой.
— Твоя, не кипишись, — успокоил я. — Меня внебрачные дети не интересуют.
— Совсем?! — она позеленела еще сильнее.
Бабам не угодишь. Я думаю, она бы не обиделась, если бы во мне взыграли отцовские чувства и отобрал дочку вместе с мамашей. Скажем дружно: на хуй нужно!
— Совсем, — смиренно молвил я.
Зато Василек радостно слушал меня. С одними мужчинами бабы делают ошибки, а других заставляют за это расплачиваться. Самое забавное, что эти другие платят с удовольствием.
— Подлец! — произнесла Нина и залпом осушила второй бокал.
— Что есть, то есть, — согласился я, отхлебнув из своего.
— Сволочь! — на закуску добавила она тоном, каким признаются в любви.
Видать, давно не пила, и два бокала вставили. А баба пьяная — пизда чужая.
— О чем базар, — вновь соглашаюсь я. — Как говорят в Одессе, кто-то бы стал спорить, а я разве буду?!
— Ты совсем не изменился, — сказала она другим голосом — голосом той, прежней Нины.
Слушать ее было приятно, особенно на фоне самодовольной, пьяненькой мордочки Василька, влюбленно глядящего на жену. Он не догонял, что ему уже изменили, осталось ноги раздвинуть. Улыбайся, Васята, ебут тебя поросята! Радуйся, что твоя жена не интересует меня. Может, как-нибудь выебу ее разок, ведь хуй — не мыло, не сотрется.
— Дельце у меня к тебе, — достаю я Иришкину зачетку.
— Для тебя — все! — заявляет он, раскатав мокрые губы.
— Надо поставить оценку «отлично».
— Поставим! — соглашается Василек и открывает зачетку. Прочитав фамилию, закрывает и толчками отодвигает от себя. — Ей — нет!
Берет зачетку и Нина, смотрит фотографию.
— А, эта , дочка, — язвительно произносит Нина. — И тебя купил ее папочка? Вроде бы он не у дел теперь.
— А кем он раньше был?
— Первым секретарем обкома.
Я присвистнул про себя. Теперь становилось понятно многое в ее поведении. Я взял зачетку, прочитал фамилию. Ха!
— Хочешь сказать, что не знал?! — в голосе Нины язвительность сменилась ревностью, потому что поняла, что не знал.
Я не стал отпираться: чем больше оправдываешься, тем меньше тебе верят. Я положил зачетку перед Васильком и сказал:
— Ты знаешь меня, а я тебя. Ты знаешь, что поломаешься и поставишь «отлично», и я знаю. Так в чем дело?!