Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Поносила матушка сестру за какую-то неблагодарность и обзывала ее: "Кара бет! Коргенсиз!". Тетушка всплескивала руками, сквозь слезы смеялась от маминой непонятливости и никак не могла втолковать, как глубоко неправа старшая сестра.
Вдруг она затихла и поманила меня к себе. Сняла с запястья часы и, вложив мне в ладонь подарок, свернула мои пальцы в кулак: "Это тебе на память обо мне". И трубно заревела: "У-а-а-у…!" Я испугался. Она, что, собралась умирать? Но часики были аккуратные, миниатюрные,
Оплакивать тетушку некогда. Я вылетел со двора.
Валька Молчанов с пацанами еще не ушли и крутились у ворот Родиных.
– Гляньте, что у меня…
– Ни фига себе! – протянул Молчанов. – Дай позырить… Да они же золотые! Смотри, и проба есть.
– А ты как думал?
– Чьи?
– Мои.
– Твои?! – Валька криво усмехнулся. – Знаем, какие твои… У мамаши спер.
– Сдурел? – обиделся я. – Тетя подарила…Законно.
– Законно? А что ж она дамские подарила?
– Ну… – я задумался, – Других с собой не было.
Я пошел к себе. Дядя Боря и папа продолжали успокаивать маму.
Первый вал прошел. Матушка еще отплевывалась, но ворчала уже больше по инерции. Тетушка смеялась и что-то рассказывала отцу. Папа хитро улыбался. Дядя Боря растоптал недокуренную сигарету и повернулся ко мне. Посмотрев пристально в глаза, вдруг резко и зло спросил:
– Где часы?
– Вот они, – я вытащил из бриджей часики.
– Дай сюда! – он продолжал смотреть на меня так, будто я и в самом деле стянул их у тетушки.
Новая школа нагоняла тоску и воспоминания об оставленном классе.
Учительница Клавдия Васильевна разговаривала с отцом почтительно.
Папа смотрел на огромную училку снизу вверх и не находил в ней ничего такого, за что можно было бы не любить ходить каждое утро в новую школу.
Клавдия Васильевна щедро ставила мне двойки. Двойки можно пережить. Труднее вынести другое. В новой школе ребята были не те. В оставленном мной первом "В" пацаны все знали, все понимали. С ними было легко. Здесь же пацаны восторженно-смурные.
А девчонки?
Здесь не было 2-85.
Новые друзья быстро привыкли слушать мои пересказы фильмов. Они может и догадывались, что столь много неизвестных им картин я не мог просмотреть, но слушали, не перебивая, внимательно.
Вовка Полывянный просил после уроков: "Расскажи кино".
– Проводишь до дома?
– Ага.
От пятой линии до дома идти минут двадцать-тридцать. С учетом основных эпизодов фильма возвращение затягивалось.
О чем я рассказывал Полывянному и другим? О самом главном. О том, как наши ловили шпионов.
– Пах! Он упал… Подоспели наши… И как начали косить из пулемета. А в пулемете сто тысяч патронов.
– Ух ты…! – Полывянный заморгал глазами.
Сто
Подходя к дому, я быстро приканчивал картину – в две секунды убивал всех шпионов и объявлял: "Конец фильма". Застигнутый врасплох внезапным концом, Полывянный спрашивал: "Завтра еще расскажешь?"
Однажды я привел его домой и прочитал наизусть считалку. Считалка была такая: "Одиножды один – шел гражданин. Одиножды два – шла его жена…". И так до десяти. Вова слушал меня и что-то там чертил на бумажке.
На следующий день на уроке пения я раскрыл тетрадь. На промокашке рукой Полывянного было начертано: "Ребенок п…ды лезет". Я закрыл тетрадь и перхватил взгляд соседки по парте. Она выхватила тетрадь.
Я просипел: "Отдай".
– Не отдам.
Клавдия Васильевна подошла к нам, и, продолжая петь, вопросительно посмотрела на мою соседку. Та раскрыла тетрадь.
Учительница качнула головой и, вытягивая "куст ракиты над рекой" забрала промокашку.
На перемене мы остались в классе вдвоем.
– Ты соображаешь, что наделал?
– Это не я.
– Как это не ты? А кто?
– Это Полывянный…Я не знал…
Она выглянула в коридор: "Полывянный, ко мне!"
Вова засопел.
– Это… Это не я.
– Кто же тогда?
– Он. – Полывянный ткнул пальцем в меня.
– Ты… Ты что?! – я разлетелся на осколки. – Ты же написал! Я такое не пишу!
Полывянный поправился.
– Он меня научил. А я…Я писал… Еще он говорил, что у него дома много всяких таких…
Ну, гад. Про такое я ему не говорил
Клавдия Васильевна повернулась ко мне.
– Что теперь скажешь?
– Да не учил я его. Врет он все. Рассказал просто так… а он…
– Что будем с тобой делать?
– Это…Я больше не буду…
– Хватит! Пусть завтра отец придет.
– Клавдия Васильевна, это брат меня научил.
– Какой еще брат?
– Да… Учится у нас…в шестом классе.
– Все равно передай отцу, чтобы завтра пришел.
Отцу я рассказал все, как было. Скрыл только, что повесил считалку на Джона. Папа кивнул головой. Ладно.
– Ваш сын меня убил… – Клавдия Васильевна не жалела красок.
–
Что взять с Полывянного? Но сын уважаемых родителей и такое… В голове не укладывается.
Чем это я ее убил? Двоек она мне в дневник наставила не меньше, чем Полывянному.
За считалку папа мне и слова не сказал. Все как будто бы закончилось хорошо. Если бы не давал покоя поклеп на Джона. Попадет ему. Я собирался предупредить брата, но передумал. Побъет как собаку.
Месяца через два я признался.
Он даже не разбалделся.