Чм66 или миллион лет после затмения солнца
Шрифт:
Она бывала разозленной, свирепой, но злобной – никогда.
Мама нехорошо говорила о дяде Абдуле, вспоминала, как он натравливал на нее мать папы.Разумеется, матушка не забыла, что сказал в 69-м на Правлении СП Духан Атилов про Ситку. Но самоубийство Ревеля она пропустила мимо ушей, ни словом не отозвалась, не сказав и обыденного: "Кудай сактасын".
Уходит в ночь отдельный
Десантный наш десятый батальон…
А пока настал черед немного рассказать о других, кроме уже известных читателю Сатка, Карашаш, Галины Васильевны
Ислама Жарылгапова, Фирюзы и тети Софьи, соседях по дому.
На первом этаже, прямо под нами, живет литератор эпического жанра
Бахадур Кульсариев с женой Балтуган и тремя сыновьями. Бахадур недоволен тем, что он лауреат Госпремии республики живет на первом этаже, а рядовому переводчику квартиру дали на втором. Недоволен и постоянно об этом жужжит. Балтуган не жужжит, она верещит, особенно когда кто-нибудь из вошедших в подъезд забудет вытереть ноги о расстеленную на входе мокрую тряпку.
Особенно выходит Балтуган из себя, когда пробирается пьяный домой
Шеф. "Алкаши!" – на весь подъезд орет жена поэта.
Балтуган с 1939 года, родилась и училась в поселке под Алма-Атой.
Бахадур преподавал у нее в школе казахскую литературу, там и завязался роман учителя со старшеклассницей. У Балтуган хорошая фигура, сама по себе чистюля. Порядку в ее доме завидует Ситка
Чарли. "Мне бы так драить квартиру", – с завистью говорил он о чистоплотности Балтуган Ситка.
Мама остерегалась пререкаться с женой Бахадура. Если Балтуган нарывалась на скандал, матушка звонила земляку Бахадура Джубану
Мулдагалиеву: "Джубан, скажи Бахадуру, чтоб призвал к порядку жену".
Чем еще кроме развязности примечательна Балтуган? Пожалуй тем, что так, как она, никто из встречавшихся мне в жизни мыркамбаек, так люто не ненавидел русаков. Что сделали ей русские? – она не говорила. Чуть что зайдет речь о русаках, так Балтуган делилась с соседками мечтой детства: "Бир кунде барлык орыстарды куамыз".
Возле дома, по Джамбула ремонтировали дорогу и асфальтоукладчики перегородили улицу. Чтобы машины не ездили в объезд мимо подъездов,
Балтуган с детьми поставила перед нашим подъездом детскую горку.
Железная горка означала: "Проезд воспрещен".
В это же самое время домоуправление прислало маляров белить подъезды. Был обеденный перерыв, когда рабочие, побросав у дверей инструменты, ушли из подъезда.
С Джамбула свернул к дому автобус-коробочка. Из машины вылез здоровяк-водила и одной левой отбросил с проезда горку в траву.
Балтуган, скорее всего, вела наблюдение, а то почему она так шустро выскочила из дома с оставленной малярами пикой, на которую рабочие насадили мочалку для побелки? Шофер заводил машину, и
Балтуган уже успела заостренной деревяшкой несколько раз поцарапать коробочку.
Водила вылетел из машины:
– Ты что, шмакодявка делаешь?
Балтуган и в самом деле шмакодявка (рост, как и у Бахадура, не более полутора
Шофер уворачивался, соседка протыкала со словами:
– Е… вашу мать, русаки! Как вы мне надоели!
Окровавленный русак пошел в опорный пункт милиции. Участковый казах показался с шофером из-за дома и оказавшись лоб в лоб с
Балтуган, загрустил. Мент знал нашу соседку не понаслышке.
– Вот она, – сказал водила.
Царапушка зачастила:
– Знаешь, что он говорил мне? Обзывал меня калбиткой, кричал, чтобы казахи убирались к е…й матери в Китай!
За сценой я наблюдал с балкона и все слышал. Русак ничего про
Китай не говорил. Материться матерился, но национальность не задевал.
Балтуган не унималась, мент молчал с опущенной головой. Водила посмотрел на обоих, ничего не сказал и повернул автобус обратно.
Во втором подъезде, в бывшей квартире Карашаш и Аслана, и тоже на первом этаже, живут Саркен и его жена Улбосын. Улбосын врач, Саркен
– фотограф студии Верховного Совета республики.
В войну фотограф служил в диверсионном отряде специального назначения. Как он рассказывал, в центре подготовки обучили его немалому числу безотказных приемчиков. "Вот этими руками, – показывал слушателям ладони разведчик, – я много немцев передушил".
Как и Балтуган, Саркен нетерпим к посторонним у подъезда. Он несколько раз выходил ночью к целующимся под его окнами влюбленным и предупреждал: "Уходите, пока целы".
Молодость – комедия жизни, она же дурость. Влюбленные посмеивались над стариком. Ну что он мог им сделать? Откуда им было знать, чему и как когда-то учили в центре подготовки.
Сказано же, любовь – не вздохи на скамейке. Что и доказал ветеран фронтовой разведки. Молодежь не понимала по-хорошему и вынудила фотографа тряхнуть спецподготовкой.
В полночь Саркен подкрался к целующимся сзади. Схватки не было.
Девушка, не сходя со скамейки, обмочилась, ее кавалер до приезда скорой со сломанной рукой лежал в траве без сознания. Наверное, они поняли, кто на них напал, но в темноте не разглядели диверсанта. С тех пор на скамейку у второго подъезда влюбленные не присаживались ни днем, ни ночью.
Дом наш окрашен в желтый цвет.
Саток говорил: "Писатели называют наш дом желтым домом".
Писатели погорячились. Кроме нашей семьи и Балтуган с Саркеном, остальные соседи тихие.
На третьем этаже, в пятой квартире живет семья переводчика
Мухаммеда. Он старше моего отца на три года, до пенсии работал заведующим редакцией художественного перевода в издательстве. Почему он и его жена Жажа напрягались при виде моих родителей непонятно.
Мама называла их нашими врагами. Врагами безвредными, не способными на серьезную вещь кроме неприкрытого ожидания очередных неприятностей в нашей семье.