Чмод 666
Шрифт:
— Разве такое забудешь! С тех пор я верю в приметы.
— Так вот, — продолжала Лена, — уже давным-давно, я хочу теплым летним вечером взобраться на небоскреб, усесться на самый его край, свесить ноги вниз, и провожать закат. Просто так. Хочу сидеть и смотреть, как медленно, неторопливо соскальзывает за горизонт красное солнце, как оно меняет форму в дрожащем воздухе, будто мираж… Смотреть, как внизу мелкими муравьями снуют люди, автобусы тараканами протискиваются среди потока других машин, как сонно гудят кондиционеры, а вдоль улиц скособочились больные деревья. И только пунцовое солнце вязнет в полосе смога у горизонта… Потом в индиговом небе обозначаются звезды. Бетон небоскреба отдает накопленное за день тепло, внизу темнеет, загораются огни, а я буду глядеть то вдаль, то вниз, то вверх. Я буду смотреть вдаль, и припоминать тех немногочисленных, кого желала бы узреть сейчас рядом с собой. Но они очень далеко, там, где солнце уже село или только встает. Я стану всматриваться вниз и разыскивать
Некоторое время я обалдело молчал. Меня, как говорит московская молодежь — поперло. А ее слова про того, «кто не умеет рисовать, и не умел любить» укололи, задели за живое. Но она все-таки вернулась ко мне, и я выдал:
— Как хорошо… Слушай, ты просто очаровательна! Тебе нужно писать прозу. Или стихи в прозе.
— Говорил уже. Еще тогда, в Москве, — отметила она, тряхнув головой. — Повторяешься. Знаешь, я вчера вечером пересмотрела видяхи с той нашей поездки в Москву… Помнишь, тогда, у твоего дяди? Когда ты не хотел отмечать свои сорок лет?
— Конечно, помню! Ну и как эти твои «видяхи»? Опять экспериментируешь со сленгом? Твоя бабушка не оценит.
— Да ладно… Ты знаешь, как настроение поднялось? Я ржала во весь голос!
— Хороший был у меня тогда день рождения! А твоей флешкой я до сих пор пользуюсь.
— Значит, я все-таки попала в число тех немногих избранных, кто дарит полезные подарки?
— Да, ты угадала! — с радостью подтвердил я. — Смотри, она и сейчас при мне…
Я вытащил из часового кармана джинсов маленький блестящий брусочек и протянул его Лене.
— Но я не знаю… — сказала она, рассматривая флешку, когда-то заказанную специально для меня. Зажим от частого употребления ослаб, корпус немного поцарапался за два года и выглядел не таким блестящим, но все равно устройство смотрелось элегантно. — Тогда было проще что ли… Почему так? Неужели все так запущенно? Сейчас ведь такой компанией уже не собраться. Живем в разных городах, даже странах… уже не будет такого смеха. А у тех, кто жив, дела, проблемы всякие.
— Ты уже знаешь про дядю Ираклия?
— Угу… — После небольшой паузы она продолжила: — когда недавно подруга пригласила на день рождения десять человек, то вовремя пришли только двое, а остальные опоздали и постепенно тянулись до самой ночи. Представляешь? Чтобы встретится, я полчаса ждала пока хоть кто-то подъедет.
— Разболтался народ, душой очерствел… В моем случае также. Изменилась обстановка.
— Изменилась. За какую-то пару лет, — согласилась она.
— Получается, что да. И потом — случилось много всего страшного, и мы уже не те, что были тогда.
— Дело даже не в том, что с нами со всеми случилось. Просто изменился мир вокруг нас, причем изменился настолько, что хочешь, не хочешь, а строишь какую-то внутреннюю защиту.
— Даже и сказать нечего… — банально признался я. — Все верно.
— Вчера, когда с моей подругой шли домой, слепой пьяненький дяденька клошарного вида пытался перейти через улицу в месте, где не было светофора… Я прошла мимо, а она меня остановила со словами: «давай поможем».
— А сколько ей лет? — перебил я вопросом.
— Двадцать два. Я тогда пожала плечами, а она отвела его через дорогу в булочную и денег дала, хотя я и ругала ее за это. Я потом спрашиваю: «тебе не странно, что незрячий бухой клошар идет без денег в булочную?» А она — «Бог все видит, пусть это будет на его совести, а моя совесть чиста, и я не бросила человека, которому была нужна помощь».
— На совести кого — мужика или Бога? — все-таки съязвил я. Не удержался.
— Не знаю, кого она имела в виду. Наверное,
— А потом, позже, у тебя не возникало на душе какого-то неприятного ощущения? Ничего не шевельнулось?
— У меня шевельнулось? — удивилась Елена. — Нет, ничего такого… просто я поняла, что у нее все теперь будет хорошо.
— Ответ твоей подруги вообще-то верный… — сказал я, чтобы как-то отметить свою реакцию. Почему-то рассказанная Леной история мне не понравилась. — Но не знаю, как сам бы поступил на этом месте. Не знаю… может быть, прошел бы мимо и все.
— Ну, вот и я бы прошла мимо. Это я точно тебе говорю, хотя прекрасно видела, что он шел прямо под машину. Автомобиль, конечно, притормозил и пропустил его, но кто знает? А еще я вспомнила, что когда мне было плохо в метро, ну, тогда, помнишь? Я еще ругалась, что никто не помог, а вот теперь вижу, что сама такая же, как и все…
— Но ведь есть же хоть что-то, что вносит элемент надежды, радости и авантюризма в эту жизнь?
— Есть, конечно. Как говорил Че Гевара: «живя в реальном мире, стремись к невероятному». Сегодня проснулась вполне вовремя и включила ти-ви, пока завтракала и собиралась на работу… По какому-то каналу, по-моему, по «MCM top[21]», шла попсовая передача на тему случайностей и совпадений. Я сидела, ела и параллельно смотрела, как такая же попсовая певица, не помню, как ее точно зовут, рассказывала про своего клона, потом еще про что-то, а потом про то, что когда она смотрит на часы, то они часто показывают парные числа, типа «10:10» или «12:12». И тут я поняла, что я не одна такая. Я тоже вечно натыкаюсь на парное время, когда смотрю на часы, где бы они ни висели и не находились… Даже не знаю что это за прикол… Еще я довольно часто могу четко сказать человеку, гуляя подолгу на улице, сколько сейчас времени точно. Но я не о том. Дальше было еще прикольнее. Вышла из дома, села в метро… Мы постояли несколько минут с открытыми дверями, потом поехали… Еду… Звонит мобильник. Беру трубку и слушаю. Различимы отдаленные голоса сотрудников с работы, а голос моей начальницы просит купить ей по дороге багет[22]. Я согласилась, но предупредила, что и так задерживаюсь, поскольку мы уже пятнадцать минут простояли в метро. Конечно же, я сильно прибавила время, но после этого разговора наш поезд действительно встал и простоял эти самые пятнадцать минут. У людей началась паника, разыгралась клаустрофобия, однако на этом мои утренние веселья не закончились. На улице, перед самым моим носом, лоб в лоб врезались две машины. Я подошла к светофору — там мигал красный, и я как обычно, встала на краешек дороги, но что-то меня будто отдернуло назад. Светофор показывал зеленый, а по тому самому месту, на котором я только что стояла, на огромной скорости пронесся черный мотоцикл. И тут я поняла, что из меня могла бы получиться вполне конкретная отбивная. А уже потом, много после, сидя на работе, я рассказала весь этот утренний бред… Забавно, что с некоторыми нашими сотрудниками тогда тоже случились всякие странные истории. В то же самое утро.
— Вот так и попадают в мистики. Сейчас, пока ты рассказывала о всяких чудесах, вдруг вспомнил совсем не к месту один прикольный рассказик. Правда, он не совсем в тему…
— Расскажи! Я всегда любила твои истории. Не все, правда, но некоторые.
— Ты о чем? — в этот раз я действительно не понял ее намек.
— Ладно, потом. А ты давай, рассказывай!
— Есть старая притча об Учителе и его учениках. Учитель начал свой рассказ с того, что взял в руку кувшин с вином на вытянутую руку, чтобы ученики все хорошо видели, и спросил: «Кто знает, сколько вина в этом кувшине?» «Полный!», «Половина!», «Пустой!», — отвечали ученики. «Я не узнаю, если не опорожню его, — сказал Учитель, — но мой вопрос таков: что случится, если я продержу его, пока вон та птица не долетит до того дерева?» «Ничего», — сказали ученики. «Правильно, а что произойдет, если бы я держал его, как сейчас, до полудня?» — спросил Учитель. «Твоя рука устала бы», — сказал один ученик. «Ты прав, ну а что бы случилось, если бы я его так же держал до вечера?» — продолжал Учитель. «Твоя рука сначала устала бы, потом заболела, а еще потом онемела, — сказал другой ученик. — У тебя мог бы возникнуть паралич, и тебе пришлось бы идти к лекарю». «Верно, но пока мы тут это говорили, изменился ли вес кувшина?» — опять спросил Учитель. «Нет!» — нестройным хором ответили ученики. «А что же в таком случае заставляет руку уставать, потом болеть и вызывает онемение?» Наивные ученики были озадачены. «Что мне делать, чтобы ничего не случилось? Чтобы рука не заболела?» — снова спросил Учитель. «Поставь кувшин на землю и все», — предложил кто-то из учеников. «Вот! — сказал Учитель, поставив кувшин у своих ног. — С повседневными трудностями всегда так же. Только подумай о них подольше, и они снова с тобой. Думай о них еще дольше, и они начнут свербеть. Но если размышлять очень долго, они сведут вас с ума. Вы уже ничего не сможете поделать. Конечно, о жизненных трудностях размышлять просто необходимо, но еще важней уметь отодвигать их: на конец дня, на следующий день. На конец лета. Тогда вы не устанете, и каждое утро будете просыпаться свежими и сильными. Вы сможете справиться с какой угодно житейской проблемой, с любого рода трудностью, возникающей на вашем пути».