Чокнутая будущая
Шрифт:
— Уверена, что мы не потеряем больше, погнавшись за дешевизной?
В холодильнике нашлись помидоры, сыр и кое-какая зелень. Сойдет.
Алеша громко откашлялся.
— А давно ли, Мирослава, ты стала кухаркой в чужом доме?
И тут богическая Римма выкинула вот что.
— Если ты , радость моя, немедленно не заткнешься, то я попрошу Антона вообще не брать тебя в проект. Без тебя справлюсь.
Мы все так обалдели от ее наглости, что просто не смогли найти слов.
Театр, который задумывался в качестве утешения для Алеши, изначально не имел к ней
— Ты совсем спятила, мать, — отмер, наконец, Алеша, — да ты тут вообще сбоку припека.
Антон, здраво рассудив, что не стоит соваться к двум сцепившимся кошкам, утащил у меня кусок сыра, задорно подмигнув.
— Или ты принимаешь театр, — не осталась в долгу Римма, — и перестаешь всем поднимать нервы. Или ты отказываешься, и тогда — на здоровье. Продолжай клевать печень брату хоть до скончания веков.
Надо было сразу подкупить ее, чтобы она стала нашим адвокатом.
Любо-дорого посмотреть: какой напор, какая экспрессия. Амазонка. Воительница. Красавица.
Никогда в жизни я не любила эту женщину сильнее.
Казалось: вот-вот Алеша встанет и уйдет. Он пошел красными пятнами, но при этом побледнел от гнева. Губы мелко задрожали, как у обиженного ребенка.
Беда с этими артистами — не поймешь, то ли новое представление, а то ли настоящие чувства.
— В общем, — ломким высоким голосом сказал он, — я решил отменить сцену. Мы сделаем просторное помещение, по которому разместим удобные кресла в хаотичном порядке, поставим свет. И пьеса будет идти в центре зала, а актеры — свободно перемещаться между зрителями.
Римма светло ему улыбнулась, перегнулась через стол и торжественно поцеловала в лоб.
— Молодец, — похвалила она, будто Алеше было пять лет.
В ответ он тоже ей улыбнулся — несколько неуверенно, как будто хотел удостовериться, что наконец-то поступил правильно.
Какие же они пупсики, не надо им было все-таки разводиться.
Но теперь Антон повязал их так накрепко, что совершенно не имело значения, станут они снова парой или нет — все равно им от друг друга уже никуда не деться.
Глава 34
— Что это?
— Девочка-зомби.
Мне казалось, современные дети не интересуются ничем, кроме гаджетов. Тем удивительнее было, что Арина вот уже минут десять смиренно сидела рядом со мной на крыльце и смотрела на то, как я шью тряпичную куклу. Мне всегда нравилось что-то мастерить, это успокаивало.
Антона уволокла тетя Надя — у нее не заводилась бензопила. В округе жили, в основном, старушки, которые мигом просекли, что нежданно-негаданно заполучили социально ответственного волонтера. Ура! Наконец-то в нашем проулке завелся непьющий молодой мужчина с руками!
— Почему зомби?
— Потому что мне грустно.
А вы знали, что дети переменчивые? Арина, которую я видела у Алеши, была капризной и неприятной. Арина, которая приезжала погостить к Антону, вела себя дружелюбно и спокойно.
Как так у нее
— Почему тебе грустно?
Взрослым не пристало откровенничать с детьми.
Хотя я вообще понятия не имела, что можно, а что нет. Надо было, наверное, прочитать хоть какую-то книжку типа «Тридцать три веселых темы для милой болтовни с чужими девочками».
— Потому что я никак не могу решить, надо ли говорить отцу, что он мой отец.
— Как это? — удивилась Арина.
— Ну, мама не сказала ему, что я родилась.
— О, это как в новелле «Ты никогда не узнаешь о тройне, подлец», — оживилось дитя. — Правда, там папаша был древним демоном-вампиром, который то и дело нарушал личные границы героини… Не уважал ее как личность, понимаешь?
— О, — только и сказала я.
— Я тебе дам почитать, — похлопала Арина меня по коленке.
— Спасибо.
— Ты должна сказать ему: «это все твоя вина. Ты не ценил и не берег мою маму, так прими же свое наказание. Я тебя никогда не прощу». Запомнила?
— А если это не его вина?
— Ну здра-а-а-сти! А чья еще?
И действительно.
Желтобокое жаркое лето катилось своим чередом.
В конце июня мы с Алешей получили документы о разводе. Впрочем, у него даже не было времени впасть в очередную хандру по этому поводу: он набирал труппу. Пластичные мальчики и девочки, юные, порывистые будили в нем лихорадочную зависть, азарт, честолюбие, страх неудачи, дух соперничества и многое другое. Римма стояла над ним, как надсмотрщик с хлыстом, не позволяя вычеркнуть из списка самых ярких и талантливых. Ломка была мучительной: Алеша взрослел неохотно, сопротивляясь и спотыкаясь, но спуска ему не давали.
К нам он, разумеется, не приезжал, зато Римма часто наведывалась. Вечерние посиделки в саду были наполнены ее жалобами и энергией, сплетнями и планами, цифрами и творческими метаниями.
Они по-братски распределили роли: Римма решила стать директором, а Алеша — художественным руководителем, и такой расклад устроил всех, кроме бледной Лизы. Она метила в главбухи, но к деньгам ее никто не спешил подпускать: ведь однажды она уже пыталась обокрасть контору Антона.
Лиза исходила ядом: ей казалось, что ее обделяют. Что все досталось Римме, все проплывает мимо нее. К июлю она попала в черный список не только в телефоне Антона, но и в моем, и в Алешином, и в телефоне Риммы. Что не мешало ей названивать с мобильника дочери, которую мы не могли игнорировать.
— И как только Алеша умудрился жениться на такой змеюке, — в сердцах сказала Римма одним жарким вечером, когда Гамлет Иванович потчевал нас своими фирменными фаршированными помидорами. — Честное слово, каждая последующая жена хуже предыдущей.
— Кхм, — скромно возмутилась я.
— А ты вообще молчи, — вдруг напустилась она на меня, — тоже мне, блудница тощая.
— Нет, это даже обидно. Почему блудили мы с Антоном вдвоем, а все шишки летят только в меня? Может, это он меня соблазнил, может, он мне прохода не давал? Искушал? Золотом-брильянтами одаривал, соболя под ноги кидал?