Чокнутый

Костин Андрей

– Мы с тобой одной крови.

x x x

– А теперь, когда все формальности пройдены, я хотел бы знать: как обстоят дела?

Как только жители разошлись по своим местам, Мил улегся на шкуры и стал выслушивать вожаков. Он внимательно ловил слова Квара о волнении в глубине джунглей. О странной большой птице, прилетевшей в город. О том, что мутанты ничем не выдают своего присутствия.

Мил размышлял. Он прекрасно понимал, что три племени, даже объединившись, не одолеют джунгли. А если рыси приведут мутантов? Тогда о какой-либо войне не может быть и речи. Будет одна большая

резня тех, кто идет с ним, с Милом.

– Хорошо, - кивнул он, когда Альвареза доложил, что запасы продовольствия заканчиваются с катастрофической скоростью.
– Я внимательно выслушал всех вас. А теперь скажу сам. Друзья мои. Вы не бросали меня в трудные минуты, но сейчас, когда вы сами возложили на меня груз власти, я хочу, чтобы вы все выполняли мои приказы беспрекословно, и тогда, может быть, мы сумеем одержать победу.

– Говори, Чокнутый.
– Серому страннику понравилось то, что сказала белая пантера. Он и сам был слегка сдвинут на дисциплине, а тут такой солдат! Чокнутый знает, что делает.

– Нам необходимо завтра же перенести лагерь ближе к северу. Туда, куда не доберутся лазутчики Маленьких Но Злобных Кошек. Второе. Необходимо разбить лагерь. Но не такой, какой устроили обезьяны и пантеры. Все, что съели, тут же вывалили. Не джунгли, а большой сортир.

– Да, но...
– Альвареза вовремя остановился. Иногда ему было не по себе от Чокнутого. Вот и сейчас он взглянул так, что шерсть на спине поднялась дыбом. Но он не обиделся за большую навозную кучу. Альвареза слишком умен, чтобы понимать, что слова Чокнутого справедливы.

– Каждое племя выделяет отряд, способный доставить пропитание. Усиленная охрана лагеря и тренировки, не менее луны.

– Какие тренировки?
– не понял Бобо.

– Там узнаешь, старина, - не совсем понятно пояснил Мил.
– Я хочу, чтобы каждый из нас стал настоящим воином, как это было некогда с вашими далекими предками. Мы должны попытаться разбудить этот дух, дух солдата, сражающегося за свое будущее и за будущее своих детей.

– Хорошо сказал.
– Альвареза восторженно смотрел на Чокнутого. Иногда он завидовал белой пантере в умении красиво, а главное, правильно и убедительно подбирать слова.

Со стороны озера послышался шум. Вначале еле различимый, затем все более отчетливый. Через минуту к вожакам ввалился охранник:

– Там! Там!

– Да что случилось?
– Альвареза подскочил к орангутангу и хорошенько встряхнул того за волосатые плечи.

– С одной стороны движется колонна серых странников. До трех сотен.

– Ну и что?

– А с другой стороны приближаются мутанты. И их не меньше.

– Черт! Всем общий сбор.

Вот она, война. Она пришла раньше, чем ее ждали.

В лагере царила суматоха. Возбужденные пантеры беспорядочно носились взад вперед, то и дело сталкиваясь с обезьянами. Орангутанги, первые услышавшие новости о приближении неприятеля, дико орали, размахивая своими здоровенными руками. Пожалуй, только медведи оставались спокойными. По правде сказать, только из-за того, что им никто не удосужился сообщить сути происходящего.

Первым делом Мил в сопровождении вожаков бросился

к холму, где находился основной наблюдательный пункт. Раза два его чуть не сбили с лап суетливые пантеры, и только грозные предупреждения Квара позволили добраться до места назначения без синяков и ссадин.

– Вот дьявол.
– Мил вскарабкался на камень, ничуть не смущаясь, столкнул вниз истошно вопящего орангутанга, выполняющего роль впередсмотрящего, и окинул взором джунгли.

Дела действительно обстояли не слишком хорошо. Даже не слишком удовлетворительно. А если быть окончательно честным, то вообще хреново.

Серые странники, узкая, но длинная серая нить, приближались с востока, со стороны джунглей. Их путь пересекала достаточно глубокая ложбина с крутыми берегами. Для того чтобы достичь лагеря, им необходимо было сделать порядочный круг. Это может растянуться часа на два.

С востока, с той стороны, где каждый день пряталась за горизонт звезда, дающая планете тепло и свет, перемешиваясь с зеленью векового леса, то прячась в нем, то снова показываясь, двигалась светло-серая полоса. Такой цвет в джунглях мог принадлежать только мутантам. В этом сомнений не было. И если они не изменят своего маршрута, то через полчаса первый мутант сможет спокойно поздороваться с жителями из лагеря. Но пожалуй, одним "здравствуй" дело не закончится. Сквозь джунгли трудно сказать, сколько их, но даже Милу, с его давней нелюбовью к точным наукам, становилось понятным - мутантов достаточно много, чтобы смять неорганизованных мятежников и потом, поодиночке, разгромить несостоявшуюся армию.

– Чокнутый!

Мил не отозвался на зов. Как завороженный он смотрел на приближающуюся полосу и думал о том, что джунгли слишком несправедливы к его друзьям. Он не думал о своей смерти. Сердце Мила сжалось от того, что все те, кто стоит внизу и беснуется в лагере, через полчаса погибнут. И ради чего? Ради него? Да. И ради джунглей и свободы.

– Чокнутый!
– Мил оторвался от созерцания приближающихся мутантов и посмотрел вниз, к основанию камня.

– Ты должен что-нибудь придумать.
– А это уже Бобо. Старина Бобо, которому тоже суждено погибнуть в предстоящей свалке.

– Их слишком много.
– Мил спустился вниз. Смотреть в глаза друзей он не мог. Глаза могут выдать все то беспокойство, что пришло к нему.
– Их слишком много, и они, не в пример нам, хорошо организованны. Мой совет, моя просьба, если хотите, уйдите сейчас. Берите своих людей и возвращайтесь по своим селениям. Мутантам нужен только я. И я останусь.

– Ты сам понимаешь, что говоришь?
– Квар изумленно смотрел на Чокнутого.
– Даже если бы мы хотели этого, то не сможем. И не потому, что разучились бегать по джунглям. Что скажут потом о нас Великие джунгли? Пантеры сбежали с поля боя, словно трусливые щенки, впервые увидевшие потенциальную дичь? Да все джунгли после этого не поприветствуют ни нас, ни медведей, ни обезьян. Нас перестанут уважать. Нас перестанут бояться. И потом, ты хочешь, чтобы мутанты вот так, не встретив никакого сопротивления, прошлись по джунглям, как по собственному дому? Ты думай, о чем говоришь, Чокнутый!