Чоновцы на Осколе
Шрифт:
— Скажи лучше, что струсил!..
— Ничуть не струсил! — обиделся Женька.
— Ну что ты врешь, — сказал Василий. — Я не такое на фронте видел, а тут, скажу откровенно, робость берет. Это похлеще, чем за пулеметом лежать, когда на тебя, сверкая клинками, мчится конная лава. Тут ты безоружный, один на один со станом вооруженных врагов встречаешься. Может быть, через полчаса какой-нибудь поганый куркуль угостит пулей из обреза, а мне еще пожить хочется, до мировой революции дожить, коммунизм своими глазами увидеть…
— На рожон лезть не к чему, если Стрижову без нас
Василия начинало злить Женькино упрямство.
— Пойми ты, если ревком и получил какие-то сведения от арестованных, они подлежат обязательной проверке. На одни показания врагов у нас в военном деле не положено доверяться. А если ты считаешь, что твоя жизнь дороже порученного нам дела, если для тебя победа над врагами революции ничего не значит — уходи, я как-нибудь обойдусь без тебя!
Василий погнал корову в глубь леса.
Женька нерешительно потоптался немного на месте, потом, перепрыгивая через пеньки и муравьиные горки, догнал брата и как ни в чем не бывало бросил на ходу:
— Гони за мной, а то угодишь в трясину!
Скоро он вывел Василия с коровой на просеку и, косись одним глазом на бешено мчавшуюся за ним корову, побежал со всех ног по направлению к бывшим партизанским пещерам и землянкам.
ГЛАВА XVI
Булатников, в синей суконной венгерке, опоясанный широким офицерским ремнем, с маузером на боку, только что осмотрел свой лагерь. Шагнув с порога в полусумрак штабной землянки, он споткнулся о стоявшую перед столом табуретку и ударом ноги отшвырнул ее в угол, где стояла железная печурка. Табуретка задела жестяную трубу, и та, выскочив из верхнего колена, с грохотом упала на земляной пол.
Сопровождавшие Булатникова начальник штаба Пащенко и ординарец Винька Скобцов бросились со всех ног наводить порядок в землянке. Но рассвирепевший Булатников схватил одного, потом другого за шиворот и вышвырнул их из землянки.
— Перестр-ре-ля-ю всех, пе-р-ре-вешаю, сволочи, трусы, пьяницы! — грозно потрясая здоровенными кулачищами, крикнул он им вслед.
Оставшись один, Булатников грохнулся на постель и уткнулся разгоряченным лицом в холодную подушку. Его трясло от злобы. Сегодня ночью, несмотря на выставленные по всем дорогам и перекресткам вооруженные заставы, из отряда сбежало еще тринадцать человек. Распадается банда. Что делать?..
Посланные накануне в Уразово для связи хорошо проверенные люди не вернулись в лагерь. Связь с руководящим контрреволюционным центром оборвана. Главари: поп Воздвиженский, хирург Османовский и другие — арестованы. Прошлой ночью на хуторе Гарном отряд чекистов захватил Пашку Щербатенко — его правую руку, пришлось назначить начальником штаба хлыща и пьяницу Гришку Пащенко.
А тут еще и крестьяне, доведенные грабежами и насилиями его «славного воинства» до отчаяния, сами устраивают на бандитов засады и расправляются с ними самосудом. Командиры беспробудно пьянствуют… Только что на виду у всего лагеря пришлось вздернуть на сук двух перепившихся на посту часовых.
«Нужно во что бы то ни стало послать кого-нибудь в Уразово проверить слухи, узнать, что там на
Мысли Булатникова неожиданно были прерваны поднявшейся в лагере пулеметной и винтовочной стрельбой. Выхватив маузер, он выскочил из землянки. Выстрелы раздавались со всех сторон.
Булатников, пригнувшись, добежал до отрытого в полный рост окопа и, перемахнув через бруствер, налетел на Пащенко.
— В чем дело? Что за стрельба?
Карабин в руках Пащенко дрожал.
— Не знаю, кричат, что мы окружены, что наступает отряд чекистов… Не вижу ни одного человека…
— Спьяну, дьяволы, поошалели! — Булатников, крепко выругавшись, сплюнул и, наступив сапогом на плевок, сказал: — Вот так придавить вас всех и расстр-р-ре-лять!
Стрельба неожиданно прекратилась.
В конце зигзагообразной траншеи, полукольцом опоясывающей лагерь, послышались голоса, громкий смех. Разъяренный Булатников вместе с Пащенко поспешили туда. Они протолкались сквозь толпу и увидели застрявшую в глубоком окопе под кустами орешника рыжую корову.
Корова вертела во все стороны задранным кверху хвостом, мотала рогатой головой, жалобно мычала.
Булатников сразу узнал Красавицу. Эту племенную корову он вместе с валуйским землемером эсером Шмыковым отобрал у немца-колониста, и она предназначалась в подарок матери, Софье Никаноровне.
— Как сюда попала эта ко-ро-ва? — хватив кулаком по шее стоявшего рядом и заливавшегося веселым смехом парня, грозно спросил Булатников.
Наступила тишина. Все оцепенели. Парень от полученной оплеухи еле удержался на ногах, он вытянулся в струнку перед Булатниковым и, заикаясь, доложил:
— Сидели мы в траншее, играли в карты. Мироновцев пошел до ветру в кусты. Не успел он отойтить от траншеи, слышим, вопит: «Ратуйте, нас окружают!» Кто-то пальнул, мы — в ружье. В это время смотрим, падает на нас эта корова, и прямо на Тришку Лубочкина. Пока мы Тришку из-под ее вытягивали, все палить стали…
Парень, очевидно забыв про только что полученную оплеуху, весело осклабился, но взор его упал на коренастый дуб, где рядом, на одном суку, вытянув по швам руки, висели вздернутые атаманом его закадычные дружки, и, прикусив язык, робко опустил глаза.
Булатников хотел что-то еще спросить у парня, но в это время до него донесся мальчишеский плач. Он обернулся и увидел Василия и Женьку, шагавших по тропинке под охраной его молодцов, вооруженных винтовками.
Подталкиваемый в спину прикладом, Женька истошно ревел, растирая кепкой по лицу слезы.
Ребят подвели к Булатникову.
— Кто такие? — строго спросил атаман.
— Тереховы мы… — ответил Василий. Все лицо его было в кровавых ссадинах, рукав телогрейки от плеча до локтя разорван. — Помогите, корову угнали, нас до смерти перепугали, дерутся, разбойники. А корова не наша — землемеру принадлежит, в Уразово гоним ее, хозяйке нашей!.. Вот и бумага у нас от землемера имеется… — Василий протянул Булатникову послание Шмыкова.