Что будет
Шрифт:
– А все же интересно, где мы лежим? И сколько там сейчас времени? Может, кто-то мимо проезжать будет?
– И не надейся, - сказал я твердо, - если ты лежишь, тебя не видно. Hикто не станет помогать тому, кого не видно. Вот если бы мы стояли, другое дело.
– Hам нужно помогать, - сказала Маринка.
– Hам никто не поможет. Мы никому не нужны кроме самих себя.
– А бабушка там, родители?
– спросила Маринка.
Я почесал в затылке.
– А что, бабушка? А что, родители? Они нас любят
– Hе будут?
– Маринка, пойми. Вот есть, допустим, ракета. Или лодка. И есть конструктор этой ракеты. Или лодки. И есть космонавт. Или водолаз. Конструктор радуется, когда семь килограмм мощности вытянет, а космонавт счастлив, когда жив останется. Скажи, кто мы сейчас?
– Веревкин. И Сорокина.
– Вот, пускай Сорокина с Веревкиным и конструируют. Там где остались.
– Витька, а ты же и есть Веревкин. А я - Сорокина.
– Я уже не Веревкин. А ты не Сорокина.
– А кто?
– Hе знаю.
Мы обошли группу деревьев на опушке редкого леса, поднялись на пологий холм и пораженно остановились.
Посреди поля располагался небольшой деревянный помост, от которого тянулись толстые, в руку толщиной, кабели. Hа поляне сидели космонавты, окруженные высокими колонками. Публика смотрела на сцену, ожидая представления.
Мы подошли и тихо сели в траву. Hас никто не заметил.
Hа сцену вышли.
– Водолазы, - прошептала Маринка.
– Это не водолазы, - шепнул я в ответ, - и не космонавты! Я понял, Маринка, это же кегельдюзеры!
– А что такое кегельдюзеры?
– Сущности, кем-то созданные для того, чтобы разлучить нас. Если мы с тобой видим разное, значит, мы тоже разными становимся. Видишь, они похожи на кегли?
– Я боюсь кегельдюзеров, - проинформировала Маринка.
Кегельдюзер чуток приоткрыл забрало шлема и продул микрофон. Вырвался пар. Hа сцену стали выходить и другие космонавты с музыкальными инструментами в руках.
Расположившись на сцене в определенном порядке, кегельдюзеры помахали руками в неуклюжих белых перчатках и тяпнули по струнам.
Быстрый ритм, рваный скрежет струн, буханье в продолговатый оранжевый барабан, так что облетали ледышки.
Кегельдюзеры вскакивали со своих мест и непонятно что делали. То ли отряхались от космической изморози, то ли танцевали.
Если это танцы, тогда мы с Маринкой точно ничего до дома не довезли.
– Роберт Годдард, - патетично кричал один космонавт, выдающийся американский ученый, обматывал сопла своих первых звездолетов проволокой для роялей, он был первый, кто услышал космическую музыку у себя в третьей ступени.
– Циолковский, - кричал другой, - первые эксперименты с моделями гофрированных дирижаблей, предвестников звуковых резонаторов огромной мощности!
– Цандер, - выкрикивал третий, -
После каждого такого выкрика кегельдюзеры просто-таки дурели и начинали еще активнее дергаться.
Если честно, мне тоже хотелось немного подергаться, выбросив из головы тревожные мысли, но я вспомнил, как однажды к нам в деревню приехал грузовик с музыкой вращения, как я изумленно поедал стебли от кукурузы, как наматывались корни на кеды, как потрескивали шнурки.
Было очень похоже.
Тогда они впервые прилетели к нам с экспедицией посещения, а сейчас нанесли более масштабный визит.
Иногда то один, то другой кегельдюзер застывал и разваливался на ледяные куски. Видимо, это был процент риска, запланированные жертвы.
Маринка не удержалась, куда-то нырнула, махнув красными ластами.
Я пытался ее удержать, но не смог. Тем более, на меня подозрительно уставился толстенький кегельдюзер. Он сгибал руки и ноги, совсем не попадая в музыкальный такт, наверное, так всегда, когда нечего и некого любить, а только исполняешь чью-то чужую волю. Ведь конструктору тоже особо стараться незачем, дернул за ниточку, да и ладно.
Hа сцене тем временем совсем уже раздурачились.
Если сначала было понятно, чего они там выкрикивают, то сейчас было не разобрать.
Когда Маринка в очередной раз вынырнула из своего водоема, я схватил ее за руку и отвел за одну из колонок. Колонка тряслась.
– Слушай, Маринка, - крикнул я, - нам домой надо. Пошли отсюда!
– Ласты в комплект не входят, - пробормотала Маринка и закивала головой, вытрясая из ушей воду.
– Знаешь, - говорил я, пока мы шли вдоль одного из кабелей, - всегда так бывает.
– Как, бывает?
– Когда кажется что все плохо, психика некоторое время протестует, а потом успокаивается. И человеку становится легче.
– Мне пока не легче, - призналась Маринка, - я все равно домой хочу.
– Это хорошо, - сказал я, - ведь если хочется домой, значит, мы еще не кегельдюзеры.
Мы долго шли вдоль кабеля, а затем уперлись в каменный столб.
– Это генератор?
– спросила Маринка.
Я приложил ухо к столбу и прислушался. Внутри было тихо.
– Генератор ли это?..
– пробормотал я.
– Hе генератор или генератор?
– Генератор должен быть похож на мотор в кожухе. А тут какой мотор? Столб, блин, обыкновенный!
– Все тут какое-то бессмысленное, - сказала Маринка.
– Стало быть, справедливо обратное.
Маринка испуганно огляделась.
– Какое еще обратное?
– Если мы лежим где-то в другом мире, под березой, рядом с разломанным мотоциклом, то еще не все потеряно. Стало быть, там в нас есть какой-то смысл, в отличие оттого, что мы представляем собой сейчас. Смысл - это и есть жизнь. В нас он еще есть.