Что было, то было (повести, рассказы)
Шрифт:
— Ванька вернулся, Оль!
— Какой Ванька? — не поняла Ольга.
— Да мой-то давнишний ухажер.
— А-а…
— Помнишь?
— Помню. Но ты так обрадовалась…
— Все-таки свой вроде. Любил ведь.
— Разговаривала с ним?
— Да. Старшиной стал. «Сравнялся, — говорит, — с твоим». — «А моего, — отвечаю, — нет уже». Рассказала про Минск… про все…
С этого дня Ольга стала замечать перемену в поведении Ирины: она больше прежнего следила за собой, даже губы подкрашивала, вынула из сундука наряды, сшитые Ольгой.
Вскоре
Колхозницы табунком спешили домой на обед с ближней пожни. Была тут и Ольга. Перед тем как разойтись по домам, Нинка Пашенькина вскрикнула:
— Бабы, вор!
Думали, в шутку она. Посмотрели — не улыбается.
Ирина даже хихикнула:
— Перестань пужать!
— Ей-богу, вор! — с серьезным видом подтвердила. Нинка. — К вам, Ирка, на сеновал он…
— Не померещилось тебе?
— Видела же, как сиганул!
Началось тут!
Одна с ехидцей заметила:
— Вор-то, видать, не дурак, знает, где можно поживиться.
Другая намекнула:
— А может, миляш чей?
Третья, повоинственней, предложила:
— Пошли, бабы, окружать!
И всем шумным табуном кинулись к дому Евдокима Никитича.
Забрались на сеновал и давай шуровать вилами, приговаривая:
— А ну, вылезай, ворюга, а то худо будет!
— Приколем, вылазь!
— Ой, дайте мне пырнуть в него!
И вот в дальнем углу зашуршало сено. Перед бабами появляется не кто-нибудь, а муж той самой Нинки, что первая узрела вора. Ухмыляется:
— Вы что, сдурели, бабы? Кишки могли выпустить. У меня — дети, жена вон…
Шутливую речь его тотчас оборвала Нинка:
— Ты же в город уехал! — Двинулась к нему — руки в бока.
— Уехал и приехал, — ответил Иван, отряхивая с себя сухие былинки.
Семейный разговор продолжал накаляться.
— А зачем на чужой сеновал пожаловал?! Поманили, что ли?! — сверкнула Нинка злыми глазами в сторону Ольги. — Не она ли, не Оленька ли?
Иван одернул жену:
— Да ты что, рехнулась?!
— Говори при всех, кобелина! — требовала Нинка.
— Пошутил же я. Разыграл вас.
На помощь Нинке вышла вперед ее тетка:
— Ты, бригадир, дурам каким скажи, а мы…
Иван не дал договорить:
— И верно — дуры! Другие спасибо сказали бы, что повеселил… Заместо кино… А вы — вилами… Брюхо распороть могли.
— Правда, что мы напустились на бедняжку? — деланно жалостным голосом обратилась к соседкам Лиза Крошкина, подруга Нинки, женщина крупная и дебелая — явная противоположность своей фамилии. — Бригадир, может, оповещал по наряду, а мы его… Много ли у нас мужиков-то, грех обижать.
Еще одна встрянула:
— Ты-то, Ольга, почему не заступишься? Хотя что я!.. Ты ж о Васеньке своем горюешь…
Ольга готова была провалиться сквозь землю — будто виноватая, раскраснелась, потеряла дар речи. Шутки сыпались со всех сторон:
— А
— Посмотреть бы, бабы, в щелочку это самое кино. Поте-еха!..
— Заикаться еще начнет — оставьте его в покое…
Нинка поняла, что бабы радешеньки случаю потешиться над ее Иваном, и грубовато потянула его за рукав:
— Пошли отсюдова! Свой сор, сами и подметем…
Когда Ирина и Ольга вошли в свою зимовку, Ольга сказала:
— Я ведь все знаю, Ира. Любитесь вы с Иваном.
— Мое дело вдовье, — задумчиво проговорила Ирина.
— А они на меня накинулись. Что ж ты не остановила: «Зря вы… Не к ней он шел»? Струсила, да?
Ирина тихо ответила:
— Мне, Ольга, жить ведь тут. Бабы съедят. А к тебе не пристанет… Ты уж прости. Верно, струхнула. Черт попутал…
И все же к Ольге пристало. Сплетня пошла гулять по колхозу. Судачили старухи. Нинка, ревнуя, не упускала случая, чтоб при встрече с Ольгой не сказать какую-нибудь гадость, не задеть частушкой.
Однажды Ольга, звякнув ведрами, остановилась у колодца. В это время колхозной улицей шли четыре женщины. Была тут и Нинка. Заметив Ольгу, она запела:
Я иду, а Ваня пашет Черную земелюшку. Подошла да и сказала: «Запаши изменушку».Перед домом Евдокима Никитича, на виду у Ольги Нинка затянула новую частушку:
Я любила, ты отбила, Так люби облюбочки. Ты целуй после меня Целованные губочки.Сзади Нинки, поотстав чуть, шла Ирина. Перед тем как свернуть в свой двор, она остановила женщин:
— Постойте-ка, бабы!.. Видно, пора признаться мне. — Говорила она громко, чтобы слышала и Ольга у колодца. — Ведь тогда не к Ольге приходил Ванька-то, а ко мне.
Лиза Крошкина сделала гримасу на лице:
— Не смеши, Ирка!
— Ей-богу, не к ней!
Не поверила и бригадирова жена:
— Не ври! Не выгородишь. Знаем!
Ирина кинула ей:
— Глупая ты, Нинка!
Ольга из бадьи наполнила водой ведра, понесла. Ирина встала на пути ее. Предложила:
— Давай помогу.
Та ровно не слышала. Спросила:
— Ну что, не удалось выгородить?
А Нинка никак не могла угомониться. Уже удаляясь, пела во весь голос:
Свою горькую тоску За рекой оставила. Не хотела песен петь, Изменушка заставила.— Ну и горло у Нинки! — не удержалась, качнула головой Ирина.
Ольга вздохнула и тихо, как бы самой себе, сказала: