Что дальше, миссис Норидж?
Шрифт:
– Если сшить Зазетте юбочку, она будет очаровательна! – громко сказала Доротея. – Вы согласны, Трой?
Трой Питман фыркнул и скривился.
– Обряжать псину в юбчонки – это выше моего понимания! Юбчонки должны быть на девчонках!
– Фи, Трой! Как вы вульгарны.
Доротея, которой недавно исполнилось сорок, являла собой тип женщины, который любят художники и от которого быстро устают мужья. Пышная, с великолепными темными волосами, уже начинающими седеть, она могла
Так миссис Норидж оказалась в ее доме.
Майор Харрингтон, как всегда, чисто выбритый и подтянутый, сидел на стуле, поглощенный чтением газеты. Правая нога подвернута, левая вытянута. Миссис Норидж догадывалась, что утренний теннис дался майору нелегко.
Вильям Харрингтон охромел восемь лет назад, когда его отряд в Индии попал в засаду вооруженных повстанцев. Будь эта рана нанесена человеком, удар по самолюбию Харрингтона не был бы так силен. Однако майор вырвался из окружения цел и невредим. Он уводил своих людей через джунгли – и, сойдя с тропы, не заметил капкан.
Будучи человеком железной воли и дисциплины, он поклялся, что перебитое сухожилие не изменит его жизнь. С тех пор как Харрингтон ушел в отставку, он занимался своим здоровьем даже больше, чем прежде. Майор плавал, много ходил пешком, ездил верхом и играл в теннис.
Все восхищались его стойкостью. Миссис Норидж была единственной, кто считал, что в попытках победить увечье майор всю свою жизнь подчинил собственному недугу и стал его заложником. Другой человек на его месте хромал бы – и при этом ни секунды не думал о поврежденной ноге. Харрингтон думал о ней ежечасно.
Миссис Норидж держала свое мнение при себе. И с интересом наблюдала, как майор вот уже целую неделю раз за разом проигрывал Трою Питману.
Сам Трой расхаживал по столовой, с нетерпением облизываясь на великолепный порезанный ростбиф, внесенный дворецким.
Наконец появился хозяин. Его сопровождал Марвин Фицрой – пожилой джентльмен, давний приятель сэра Кристофера, соратник по проделкам в Абердинском университете, где оба когда-то учились.
Седовласый, растрепанный, несколько неряшливый, Марвин обладал мягким обаянием человека, которому все по душе. Вряд ли нашелся бы на свете хоть кто-нибудь, назвавший Марвина эрудированным или умным. Но зато о нем часто говорили: «Славный
Именно из-за Марвина Трой Питман оказался в поместье сэра Кристофера. Трой подыскивал себе дом, а Марвин надеялся продать ему свой бессмысленно огромный особняк.
– Прошу к столу! – провозгласил дворецкий.
Зазвенело серебро, полился неторопливый застольный разговор.
– Позвольте налить вам чаю, миссис Норидж, – галантно предложил Марвин.
– Благодарю, мистер Фицрой.
Старик завел с Эммой беседу о тех местах, где ей доводилось бывать. Майор Харрингтон притворялся, будто не слышит их. Гувернантка за общим столом! И имеет наглость поддерживать разговор на равных с джентльменами! Похоже, из присутствующих лишь у него одного есть представления о приличиях.
Однако майор держал свое мнение при себе. Как и все остальные, Харрингтон полагал, что сэр Кристофер имеет право на любые чудачества. Старику не стали бы возражать, даже вздумай он посадить за стол свинью в жилетке.
Кристофер Оуэнс был смертельно болен.
Это было видно не только по его изможденности, но и по той ласковой отрешенности, которая появляется иногда у людей на пороге смерти.
Пациента пользовал доктор Хэддок. Болезнь хозяина не была секретом ни для кого в поместье, и миссис Норидж даже не могла вспомнить точно, от кого узнала о ней. Неделю назад, после очередного визита доктора Хэддока в Частервидж-холл, она дождалась, когда доктор освободится после осмотра, и завела с ним беседу.
– Да, он очень плох. – Доктор Хэддок шел неторопливо, и гувернантке приходилось прилаживать свой быстрый шаг к его ходьбе. – У него то, что Гиппократ называл карциномой, а греческий врач Гален – oncos. Раковый яд распространился по всему организму. Его месяцы сочтены. Господь милостив: старик слабеет, но не страдает. Я приготовил морфий, однако он пока ни разу не понадобился.
Стоило сэру Кристоферу оказаться в комнате, его окружили заботой. Миссис Норидж оценила и температуру масла, подогретого ровно настолько, чтобы его было удобно намазывать на хлеб, и свежесть ростбифа, и белизну фарфоровой чашки. Дворецкий дирижировал невидимым хором, и каждая его скрипка, каждая флейта звучала во славу хозяина дома.
Старик сделал глоток и отставил чашку.
Возле него тотчас возник Диксон с чайником. Сэр Кристофер, слабо улыбнувшись, покачал головой. Дворецкий предложил половинку яйца, крошечный птифур, сыр, овсяную кашу – однако ничего из перечисленного не вызвало у его хозяина энтузиазма. Наконец, углядев на тарелке последний ломтик ростбифа, он негромко сказал:
Конец ознакомительного фрагмента.