Что движет солнце и светила (сборник)
Шрифт:
— Что, им делать, что ли, было нечего?
— Да как ты слушал? Ведь я старалась читать «Опасные связи» громко и даже с выражением!
— Извини, я всё думаю, на что мы с тобой жить будем. Зря я, наверное, психанул. Надо было пережить этот выговор и забрать заявление обратно.
— А Вовка Воронов так и не помог тебе устроиться! Тоже друг называется!
— К ним в автохозяйство сорокалетних мужиков не берут. Им требуются помоложе да поразворотливей…
Саша уволился с прежней работы как-то очень легко, без долгих размышлений. Сам, в общем-то, виноват: поехали с Ларисой к её родственникам в Хабаровск, а там — рюмка за рюмкой, гость за гостем, ну и пошло и поехало, и гулянка эта продолжалась три дня, пока деньги
В общем, родственнички, так сказать, «часов не наблюдали», а Саша, приняв на грудь, обычно терял чувство меры и забывал обо всём на свете. Это Люба умела приводить его в чувство и возвращать в реальность, а Лариса и сама была человеком увлекающимся: если веселилась, то до упаду, если пела, то до хрипоты, а если сидела в компании, то стремилась пересидеть всех, — ну что тут поделаешь, такой характер!
Когда вернулись из Хабаровска в свой посёлок, то узнали: Александр уволен за прогулы. Начальству давно нужно было кого-то из шоферов сократить, а тут как раз представился вполне законный случай, но по статье за прогул Александра не уволили — поступили всё-таки по-человечески: предложили написать заявление по собственному желанию. Ларисе в её библиотеке денег не платили уже семь месяцев, и она в конце концов тоже написала заявление об увольнении.
Не смотря на все эти невзгоды, Лариса упрямо носила на лице ослепительную улыбку, и все думали, что у неё в жизни полный порядок. Нина Петровна, её мать, сумела внушить ей мысль: никто не должен знать, что у тебя делается на душе, а потому назло судьбе и всем врагам, подлинным и мнимым, — улыбайся, излучай довольство жизнью, и пусть они все сдохнут! Они — это, значит, враги и недоброжелатели.
Её мать была до работы жадная, прямо-таки настырная, всех ей хотелось догнать и перегнать, — за то на стройке и считали Нину Петровну трудоголиком, и всякие грамоты да премии к праздникам вручали, и в местной газете, пока капитализм не начали строить, о ней написали целых три заметки под рубрикой «Наши маяки», вот какая у Ларисы была матушка!
Сама Лариса ещё в пятом классе решила, что будет работать где-нибудь в тихой, уютной конторе — бумаги печатать или, например, счетоводить, и чтобы — всегда классная прическа, свежий маникюр, красивые наряды, короче: она хотела быть женщиной, на которую мужики обращают внимание. И уж тогда она бы отомстила им за мать, которая, не смотря на все свои достоинства, так и не вышла замуж. О своём отце Лариса ничего не знала. Сначала мать говорила, что он — хороший, самый лучший на свете, добрый, но, мол, так получилось, что уехал далеко-далеко. А потом, когда дочь подросла, она заявила: «Разве нам вдвоём плохо? Ну их к чёрту, всех мужиков!»
Лариса жалела свою матушку, которая всегда возвращалась со стройки уставшая и, как ни старалась, не могла дочиста отмыть рук от цемента, шпаклёвки и краски. И себе такой жизни она не желала. Ну а поскольку особыми талантами Бог не наградил, да и в школе училась средне, то поступила Лариса в библиотечный техникум, где и конкурса-то не было. Там её и научили разбираться в литературе, просматривать «толстые» журналы и следить за новинками прозы и поэзии по специальным библиографическим изданиям. А кроме этого, она самостоятельно прошла ликбез науки любви.
Техникумовское общежитие притягивало городских Казанов со всех окрестностей. Неопытная Лариса и попалась одному ловкому
Лариса не хотела повторять судьбу своей матери. Врач, который делал аборт, велел беречься, так и сказал: «Смотри, девка, ещё одна такая операция и рискуешь навсегда остаться пустоцветом: не будет у тебя детей. Это я как специалист говорю.»
Но о каких таких детях думают в семнадцать лет? Лариса попала в подобное положение и во второй раз. А третьего уже не было. Стала она пустоцветом! И сначала это её даже радовало: не надо ничего бояться, думать о всяких там контрацептивах — что бы и с кем ни делала, никаких последствий, красота!
А потом, когда замуж за Петра вышла, очень захотела ребёночка, но ничего не получалось, и врачи только разводили руками: «Чудес не бывает!» Муж, узнав о её абортах, помрачнел, стал пить и поколачивать её, обзывал «городской подстилкой» и, в конце концов, завёл себе другую женщину. Лариса развелась с ним и больше ни с кем в загс не ходила: мужчины у неё, конечно, были, некоторые вроде как даже мужьями считались, но она наотрез отказывалась ставить в паспорте соответствующий штампик. И это обстоятельство максимально упрощало все её расставания: она собирала вещички, ставила чемоданчик на веранде перед входной дверью и, как ни ломился, ни упрашивал отставной «благоверный», слышал в ответ: «Уходи!»
Вот только с Володей Скворцовым она не смогла расстаться по этой упрощенной и апробированной методе. Он жил в доме через дорогу — считай, окно в окно. Если бы кто-то попросил быстро и точно составить его словесный портрет, то человек, скорее всего, пожал бы плечами: «Да ничего особенного, вот только глаза у него необычные. Ласковые!»
Он вообще умел быть ласковым. Лариса просто забывала обо всём на свете, стоило ему притронуться к ней — осторожно и вместе с тем настойчиво, ласково и грубо, — наверное, так искусный ваятель прикасается к глине.
У Володи было прозвище — Цыган. Впрочем, нет, даже не прозвище, а воровская кличка. С восемнадцати лет он осваивал как места не столь отдалённые, так и те, куда Макар телят не гонял. Горячая голова, в первый раз он угодил на зону чуть ли не с выпускного школьного бала: повздорил с одним парнем из-за девчонки, и было б из-за кого, а то из-за Наташки Ваткиной, первой профуры!
Дрались они крепко, и когда тот парень упал, то Володя его, уже поверженного, несколько раз саданул в голову. А наутро выяснилось: его противник лежит в реанимации, состояние — хуже некуда, полкласса бегало сдавать кровь, а Наташка первой к следователю прискакала: «Я всё видела! Это Вовка его убил…»
Слава Богу, что не убил. Потому и отсидел всего три года. А тот парень с тех пор всё по больницам путешествует.
Последний срок Володя получил совсем нелепо. Ехал в автобусе, кондуктор говорит: «Бери билет!» А у него даже рубля в кармане нет. И вместо того, чтобы разжалобить тётку — мол, третий месяц зарплату не получаю, кусок хлеба не на что купить или что-то в этом роде, — Володя как гаркнет на весь салон: «Пошла на…, старая перечница!»
Кондукторша, естественно, возмутилась. Володя ещё пару-другую «ласковых» добавил, а та — в слёзы, криком кричит. И тут вдруг встаёт один молодой человек и предлагает: «Заплати за проезд и извинись!» А Володя уже тоже в раж вошёл, ну со злости и двинул заступника в нос — кровь так и брызнула струёй, а тот платочком утёрся и вежливо улыбнулся: «Давай выйдем!» И, главное, на вид-то дохляк, никакой «крутизны» — это Володю особенно задело: «Ну, я тя урою!» А как вышли из автобуса, парень сразу его и скрутил — легко, как бы даже играючи и шутя. Оказалось, что он в милиции работает. И уж, конечно, расстарался, чтобы определить Володю на очередную отсидку.