Что известно о Терри Конистон?
Шрифт:
— Ты извиняешься передо мной? За что?
— За то, что ненавидела его, — ответила Терри. — Может быть, это для тебя бессмысленно? Он мертв? Я все еще не могу этого понять, Карл. Ведь еще столько всякого, что нам надо было рассказать друг другу. Это несправедливо!
Оукли увидел, как Митч взял ее ладонь
— Успокойся.
И тогда что-то взорвалось внутри Оукли; он взревел:
— Что, черт побери, он здесь делает?
Они оба взглянули на него и спустя немного времени все ему рассказали.
Карлу это надо было переварить. Он повернул ошеломленное лицо к Орозко, и толстяк тихо напомнил:
— Так или иначе, ты не можешь преследовать его по суду. Ведь не было никакого похищения, забыл? — И, улыбнувшись, предложил: — Пройдись со мной немного, Карл.
И Оукли, слишком ошеломленный, чтобы задавать вопросы, покорно последовал за ним.
Орозко отвел его в тень.
— Нам нужно-многое обговорить, Карл. Прямо сейчас.
Странный огонек зажегся в глазах толстяка. А так как Оукли не возразил, он продолжил:
— Тебе придется рассказать им все, знаешь ли. Только так ты сможешь их убедить держать язык за зубами. Тебе придется заключить с ними сделку — пообещать, что ты не будешь преследовать младенца Бейрда. Взамен они пообещают не преследовать тебя. Никто даже не упомянет, что было похищение. Ты удержишь бизнес Коннистона или большую его часть, Луиза получит наследство, а эти двое детей — друг друга. И советую тебе подсластить им кашу, подарив на свадьбу эти полмиллиона долларов наличными. Как насчет этого?
— Черт! Я не должен рассказывать им всю эту проклятую историю.
— Уверен, что расскажешь. — Орозко улыбнулся. — Потому что иначе это сделаю
Оукли прислонился к грязной стене лачуги, откинул голову назад и закрыл глаза:
— Ты все сказал?
— Ну-ну. Теперь ты понимаешь меня, Карл, — моя цена высока за то, чтобы тебя не трогать. Договорившись с этими детьми, ты перепишешь ранчо Коннистона на меня.
Оукли вздохнул:
— Ты проделал свою работу, так, Диего?
— Ты сам меня учил ловить возможность, когда она есть.
— Никогда не подозревал, что ты хочешь ранчо.
— О, я вовсе не хочу его удержать. Я отдам его чиканос, весь этот чертов земельный дар, и у меня в кармане будут все голоса испанцев и множество голосов либеральных англоговорящих. И самое забавное, что я буду чертовски хорошим политиком, Карл. С твоей помощью. Не так ли?
Неожиданно Оукли снова почувствовал себя сильным и решительным.
— Конечно, ранчо твое. — Он схватил Орозко за плечо. — Но ты самый отвратительный ублюдок, которого я когда-либо встречал, amigo. Для меня большая честь быть с тобой знакомым. — Он усмехнулся и повернулся, чтобы вернуться к молодым влюбленным.
Орозко пошел за ним улыбаясь.
Терри и Митч сидели обнявшись, словно слегка пьяные, они боязливо смотрели, как к ним приближался Оукли. А он чувствовал себя уверенным, сильным и щедрым. Подойдя к ним, Карл произнес:
— Нам нужно многое прояснить, но все будет в порядке. Даю слово. — Потом присел перед ними на корточки, вставил в уголок рта незажженную сигару, но, прежде чем начать говорить, взглянул на Орозко и на небо над каменистыми холмами.
Несколько призрачных круглых облачков вяло двигались над их головами, канюки уже начали вить круги над телом Флойда Раймера.