Что-нибудь светлое… Компиляция
Шрифт:
— Она…
— Я знаю, это она вам звонила. Грубое нарушение правил. Что вы ей сказали?
— Я…
— Да, вы, — с неожиданной злостью произнес Бакли. Он взял себя в руки и повторил тихо: — Что-то вы Саре сказали, такое, что вывело ее из равновесия. По сути, мистер Алкин, виновник аварии — вы.
«Он хочет навесить это на меня, — подумал Алкин. — Он прав — если бы я умел водить машину, аварии не случилось бы. Знал бы, что сделать, и сделал бы. А я не знал. Растерялся. Нажал на тормоз. Или Сара?»
В тот момент он не отличал себя от нее. Наверно, только помешал
Мысли путались.
— Виновник аварии — вы, — повторил Бакли. — Прошу вас подумать над этим.
Он поднялся.
— Послушайте, — Алкин попытался приподняться на подушках, но в ногу ему, видимо, тоже была воткнута игла, он почувствовал, как что-то натянулось. Неприятное ощущение.
— Послушайте, мистер Бакли, не надо так со мной разговаривать.
— А как? — осведомился главный констебль.
— Что со мной? — вырвалось у Алкина. — Где я?
— С вами — ничего особенного, — с легким презрением в голосе ответил Бакли. — Сердечный приступ. Вы в госпитале Королевского колледжа. Сейчас вас осмотрит врач и, скорее всего, отпустит на все четыре стороны. Не так уж вам плохо, как вы хотите показать, мистер Алкин.
— Я вовсе не хочу… — рассердился Алкин и сделал еще одну, такую же безуспешную, попытку спустить ноги с кровати.
— Лежите пока, — разрешил Бакли. — Только все-таки ответьте на вопрос: что вы сказали Саре? Из-за чего она так разволновалась, что не справилась с управлением?
Алкин закрыл глаза и отвернулся. Он слышал, как открылась и закрылась дверь, как чьи-то теплые руки — похоже, женские, — взяли его запястье и нащупали пульс, потом что-то выдернули из ноги, была мгновенная боль, и еще кто-то положил ему на лоб ладонь и сказал низким голосом, который мог быть женским, а мог и мужским:
— Мистер Алкин, как вы себя чувствуете?
Он открыл глаза и понял, что только сейчас пришел в сознание по-настоящему, как это описывается в книгах: светлый потолок, рассеянный свет, и склонившаяся над ним женщина в светло-зеленом халате, внимательный взгляд, живое участие…
— Спасибо, все в порядке. Что со мной было?
Он подчеркнул слово «было», давая понять, что сейчас чувствует себя прекрасно. Во всяком случае, достаточно хорошо, чтобы ему разрешили встать и пойти к Саре, которая в соседней палате разговаривает с психологом. Не нужен ей психолог. Он должен сказать ей…
— Сильный сердечный приступ, — сообщила женщина. — Похоже, сейчас вам действительно лучше. Хороший пульс, неплохая кардиограмма. Вы много работали в последнее время?
— Не сказал бы… Можно мне встать?
— Полежите еще немного, — покачала головой женщина. — Скоро будет готов анализ крови.
— Да не нужно мне…
— Здесь я решаю, что вам нужно, а что нет, договорились?
Голос мягкий, но твердый, спорить бесполезно.
— Сара, — сказал Алкин. — Сара Бокштейн. Что с ней? Мне нужно с ней поговорить.
— С мисс Бокштейн тоже все в порядке. Конечно, вы сможете поговорить. Чуть позже.
Алкин закрыл глаза. Подумал о том, что медицинская страховка, которую он купил год назад,
Ах, да все равно, почему он думает об этом, а не…
Что, все-таки, произошло, когда они говорили о Хэмлине и Гаррисоне, когда сравнили этих двух людей и, похоже, поняли, почему Хэмлин умер, а Гаррисон все еще жив? И почему Хэмлин умирал четыре раза (может, и больше?), пока не умер окончательно.
Алкин попытался восстановить в памяти мгновение, когда за стеной дождя возник яркий свет фар, ослепивший… кого? Сару, конечно, но почему он ощутил этот взрыв света, почему инстинктивно сделал ногой движение, будто надавил на педаль тормоза? Так же, наверно, ощущал реальность и Хэмлин, увидев в приступе ревности сидевшего за столом Коффера. Когда он понял, что произошло? Уже после того, как инстинктивно вонзил кэпу в грудь несуществующий нож?
Резервы организма. Конечно. Выброс адреналина. Но это потом, это следствие, реакция на то, что уже произошло. На то, как проявила себя энергия, заполняющая космос.
Реакция организма. Но сначала безумный, инстинктивный порыв, — один убитый, трое раненых… машина летит в кювет, а Сара жива и даже не поцарапана… А потом реакция. Та же энергия, те же квантовые законы. Смерть.
Алкину стало страшно, и он попытался осторожно вытащить из локтевой вены иглу от капельницы. Не получилось. Тогда он вспомнил, как видел по телевизору больных, расхаживавших по больнице с аппаратом, будто с собакой на привязи.
Он встал. Идти было неудобно, но он пошел, придерживая стойку капельницы правой рукой. Прошел половину расстояния до двери, когда в палату вошли сначала женщина-врач, а следом Сара, которую поддерживал под руку Бакли, с порога бросивший на Алкина неодобрительный взгляд.
— Ну-ка, ложитесь, — потребовала врач, но он не лег, только сел на кровати.
Сара подошла, сбросив руку Бакли, дотронулась до его плеча и сказала:
— Все будет хорошо.
Алкин кивнул.
— Если бы не вы, — сказала Сара, — я бы сейчас была…
— Я не… — Алкин хотел сказать, что не смог помочь. Он не умел водить машину, не знал, как поступить, и, значит, все сделала сама Сара — она ведь уже понимала, знала, верила…
— У вас были такие сильные руки, — продолжала Сара, не обращая внимания на Бакли, державшего ее за локоть и что-то говорившего тихим, но властным голосом. — Вы подняли меня, а машину невозможно было спасти, вы это поняли, да? И вынесли меня, я вдруг увидела звезды, хотя небо было в тучах, и лил дождь, но я увидела звезды, и мне было хорошо, вы несли меня и положили на мокрый асфальт, но я тогда ничего не чувствовала — ни дождя, ни ветра, ни того, что земля холодная. А потом вы ушли, и я поняла, что у вас не осталось энергии жить. Как у Хэмлина. Я очень испугалась. Кто-то подбежал, а я все время спрашивала: что с ним? Он жив? Они спрашивали: «Кто»? А я забыла вашу фамилию, представляете? И имя. Только говорила: «Он»…