Что посеешь
Шрифт:
— Ха! — сказал Петр, прочитав письмо. — Шуточки! Чепуха какая-то! Какой еще кот?! Так я и буду таскать камни! Ишь, чего захотели!
За обедом Петр был очень рассеянным и на вопросы Марии Ивановны отвечал невпопад.
— Ты не заболел ли? — озабоченно спросила она.
— Спасибо, — ответил Петр.
Батурина-мама испуганно посмотрела на Батурина-папу. Тот подмигнул ей и шепотом сказал:
— Он у меня на заводе был. Думает.
Батурина-мама недоуменно пожала плечами.
— Ну, я пошел, — сказал Петр, глянув
— А уроки? — строго спросила Мария Ивановна.
— Попозже, — сказал Петр и выскочил за дверь.
Выйдя из парадной, он остановился. Навстречу ему шел, что-то напевая себе под нос, профессор Орликов.
— Здравствуйте, — сказал Петр. — У вас случайно нет… медной кастрюли? Тьфу! Я хотел спросить — паяльной лампы?
— Здравствуй, — сказал Вениамин Вениаминович, — есть паяльная лампа. Сейчас поищем. Как дела?
Петр слегка замялся.
— Да, — быстро сказал профессор, — случайно не знаешь, куда это Наталья моя помчалась? Я ее только что встретил — неслась на всех парусах.
— Н-не знаю, — сказал Батурин.
Профессор отыскал в кладовке паяльную лампу, показал, как ею пользоваться, и вручил Петру, даже не спросив, зачем она ему.
«Вроде, он моими делами уже и не очень-то интересуется, — с некоторой обидой подумал Батурин, спускаясь по лестнице, — ну и ладно. Сам управлюсь».
И он бодро пошагал по улице. Она вела прямо на запад. Прошагав немного, Петр вернулся к парадной и, ругая себя на чем свет стоит, снова пошел на запад, отсчитывая шаги.
Через тысячу шагов, одурев от счета, он оказался на углу старой улицы, которая шла параллельно к реке и вела прямо на север. «Не пойду!» — подумал Петр, но ноги сами понесли его по деревянному тротуару. «Ладно, — успокоил он себя, — все равно по пути».
Через 500 шагов улица кончилась, и Петр оказался на берегу реки, где росли огромные сосны. Отыскал самую высокую. Солнце уже было низко, и тень от сосны протянулась далеко. Дойдя до конца тени, он поискал вокруг и нашел неподалеку самый большой камень. Ничего себе камушек! Положив паяльную лампу — тоже не очень легкую — на песок, Батурин, кряхтя, вывернул камень, кое-как поднял его и, прижав к животу, понес на северо-запад, то есть вдоль течения реки. Пройдя несколько шагов, он остановился и, разжав руки, бросил камень на песок. «Нашли дурачка, — со злостью думал Петр, возвращаясь за лампой, — камни таскать».
Взяв лампу, он подошел к камню, свирепо пнул его и пошел к лодке, которая была уже не так далеко и у которой его ждала Наташа.
Но какая-то дьявольская сила заставляла его все же считать шаги и думать об этом проклятом камне. Перетащив камень, он относил лампу и опять шел за камнем. Перемазанный в песке, мокрый от пота, злой как не знаю кто, мужественный Петр Батурин на дрожащих от усталости ногах перетаскивал этот чертов каменище, уже не соображая, зачем он, собственно говоря, мучается.
На
— Петя! — крикнула она.
Батурин уронил камень и чуть не угодил себе по ногам. Наташа засмеялась.
— Зачем тебе этот камень? — спросила она и как-то странно посмотрела на Батурина.
— Пригодится, — сквозь зубы сказал Петр.
Он ожесточенно пнул камень и заскакал на одной ноге.
Потом, взяв себя в руки, сказал:
— Ладно. Сядем.
И когда они сели на перевернутую лодку, а по реке плыл белый красивый пароход, Петр спросил:
— Ты чего мне хотела сказать?
— А ничего, — сказала Наташа беспечно. — Просто захотела на лодке посидеть.
Петр не знал, плакать ему или радоваться.
— Просто так, значит? — спросил он.
— Фу, какой ты… Может, я зря пришла?
— Нет!
— Ну, тогда скажи что-нибудь. Чего ты молчишь? Смотри, какой закат красивый… Ну, скажи что-нибудь.
— Слушай!.. А зачем черного кота в медной кастрюле варят?
От смеха Наташа свалилась с лодки. Она смеялась до того, что слезы выступили на глазах.
— Смеешься? — обиженно сказал П. Батурин. — Я пошел.
Наташа вскочила и схватила его за руку.
— Ну, не сердись, не сердись, — сказала она виновато. — Какой ты странный сегодня.
— Будешь тут странным, — проворчал Батурин и вдруг неожиданно для себя достал из кармана письмо, написанное — как их? — симпатическими чернилами. — Читай!
Наташа взяла письмо и уткнулась в него. Эх, если бы П. Батурин был понаблюдательнее, он бы кое-что заметил. Но он не заметил.
— Че-пу-ха какая-то, — сказала Н. Орликова, возвращая письмо.
— Я и говорю — чепуха, — сказал Батурин. — Только… только почему мне это письмо Осипваныч дал? Может, это он сам и написал? А он так просто не напишет.
— Не думаю, — сказала Наташа. — А знаешь, давай посмотрим, что там, под старым пнем.
— Давай, — нерешительно сказал Петр. — А может… Ну да уж сходим…
П. Батурин отдал лампу Наташе, а сам, злобно притиснув камень к животу и проклиная все на свете, поплелся за Наташей.
Старый пень они нашли быстро. Под ним действительно что-то лежало. Это была жестяная коробочка, а в ней — свернутая трубкой записка:
«Она в опасности!!! Кошмар, ужас и безобразие!
Надо спасать! Будь завтра с четырьмя верными и сильными друзьями в 18.00 за Гулькиной горой у поваленной сосны. Подходить скрытно. Пароль: «Боб-Железный Крючок». Не забудь насчет черного кота. В алюминиевой кастрюле его тоже не вари!
Б. Ж. К.»
— Тьфу! — в сердцах сказал Батурин. — Кто в опасности? Тайны какие-то! Кот черный! Трепотня. Издевается кто-то. Нашли дурака!