Что пропало

О'Флинн Кэтрин

Кейт медленно пошла к заднему ряду. Родители уже освободили класс, и пока она плелась к последнему свободному столу, другие девочки напряженно вписывали в бланки свои имена и фамилии.

Кейт не хотела поступать в Редспун. Она представила себе, как будет наблюдать за унылым хоккейным матчем на буром поле; тем временем Тамара Орали искала свой карандаш. Она представила себе газетные заголовки о многомиллионном ограблении в «Зеленых дубах». Она вспомнила свое обещание бабушке постараться на экзамене, и ей стало тошно. Насмотревшись на других девочек, она еще больше уверилась в том, что если постарается, то наверняка поступит. Она взяла ручку и придвинула к себе регистрационный лист. Рекомендующая школа. Имя и фамилия кандидата.

Домашний адрес. И когда она вписала: «Школа святого Иосифа», все вдруг прояснилось. Решение было очевидным с самого начала. Она не нарушит обещания, и она не пойдет в Редспун, она сделает то, что устроит всех. Напротив строчки «Имя и фамилия кандидата» она заглавными буквами написала: ТЕРЕЗА СТЕНТОН.

2004

Наблюдение

39

Однажды она проснулась среди ночи, и в ногах кровати сидела Кейт Мини и озадаченно смотрела на туалетный столик. Тереза могла дотянуться до нее и потрогать, но вместо этого разбудила мужа — узнать, видит ли он ее. Он, конечно, не увидел.

Он сел в своей нелепой шелковой пижаме и сказал:

— Ты ведь не веришь в привидения, а?

Это было еще одно доказательство, что все они ошибались. Доказательства постепенно накапливались.

Она не верила в привидения. Они в нее верили.

Кейт была с ней постоянно. Сидела сзади, когда она застревала в пробке на кольцевой дороге. Сидела где-то слева, в стороне от света настольной лампы, когда она читала отчеты. Присутствовала в запахе наточенных карандашей, который становился ощутим в минуты усталости. Кейт верила в нее.

Тереза прислонилась затылком к подголовнику заднего сиденья и посмотрела на город, скользящий за окном, — огни и предметы, освещенные квадраты в темных массивах конторских зданий, люди, выходящие из баров, покинутые краны, остановившиеся часы. Она видела их, и они проходили прямо сквозь нее. Ей не надо было о них думать, пропускать их через сознание. Ей всегда хотелось быть пассажиркой.

Машина нырнула в туннель Куинсуэй, и закопченные фонари мелькали перед глазами, пока глаза не закрылись. Тереза подумала о человеке с красным лицом, которого нашли в машине. Она больше не могла смотреть в зеркало. Правда, наверное, спасла бы его, но правда не была с ней в дружбе — туда, где она была сейчас, ее привела неправда.

Она всегда знала, что показания Адриана Палмера были правдивы.

Детективы, работавшие по этому делу, были уверены, что Адриан и есть виновник. Они считали, что дело закрыто. Тереза сто раз перелистывала дело и с каждым разом все больше досадовала на их неряшливость, некомпетентность, на их допущения. Они упустили Кейт, и всякий раз при виде этих детективов, стоящих у кофейного автомата или расхаживающих по коридору в своих мокасинах, Терезе приходилось прятать свою ярость и презрение.

Конечно, у нее было преимущество перед ними, факт, о котором они не знали, а она им не пожелала сообщить. Она знала, что Кейт сидела на экзамене в Редспуне.

Машина ехала по бирмингемской кольцевой дороге, ныряла в туннели, взлетала на эстакады. Тереза устала, но была наэлектризована — вся настроена на предстоящую беседу.

Была когда-то девочка с синяками, девочка, питавшаяся объедками, девочка, не понимавшая правил.

Кейт подарила этой девочке шанс в жизни, и та ухватилась за него обеими руками и бежала, бежала с этим подарком, пока все не остались позади. После закрытой школы был университет, а потом полицейская карьера. Журналисты брали у нее интервью. Она была персонажем. Цвет ее кожи. Пол. Ее пост. Это сочетание представлялось им бесконечно увлекательным. Она была вдохновляющим примером, светочем. Никто в полиции не достигал таких результатов, как главный инспектор розыска Стентон, но журналисты никогда не спрашивали о единственном результате, который был основой всего и прятался в глубине. Они спрашивали, что ею движет, но

она никогда не отвечала — призраки. Они спрашивали — что ее сформировало, но она никогда не отвечала — секреты. Они спрашивали, кто, но она никогда не отвечала — Кейт. Вместо этого была скучная пиарщина с местными строчкогонами в скверных кожаных пиджаках. Тереза думала, что могла бы сэкономить им кучу времени и газетной площади, если бы сказала правду. Весь материал уложился бы в одну строку: у нее была одна задача, одна цель, один неоплаченный долг — она должна была найти Кейт.

Но не было ключа. Она копала, допрашивала, давила на информаторов, но никто не видел Кейт; Кейт оставалась невидимкой. Тереза двадцать лет шла по следу и утыкалась все в тот же тупик. Кейт дописала работу, положила ручку и растворилась в воздухе.

До нынешнего дня. Терезе дали сигнал. В полицию пришел человек с игрушечной обезьянкой. Все это время он скрывал правду, но Тереза не могла его за это ненавидеть. Водитель ждал, когда поднимется шлагбаум перед стоянкой, и Тереза ощущала прилив адреналина — она знала, что стоит на пороге истины. Кейт возвращается из небытия.

40

Следствие сфокусировалось на сотрудниках, работавших в «Зеленых дубах» в то время, когда Кейт исчезла. Новый свидетель Курт показал, что Кейт пошла за кем-то в служебный коридор, поэтому были подняты кадровые документы, по компьютеру проверены фамилии на предмет прошлых правонарушений, а кое к кому и постучались в двери. Паре незадачливых полицейских достался опрос Курта-старшего — беседа оказалась бесплодной, как и предупреждала Пат.

Гэвин с самого начала заинтересовал следствие. За ним числился ряд правонарушений в молодости, но давних и потому не помешавших взять его на работу охранником. Был период, когда подростком и в ранней юности он пристрастился залезать в чужие дома. Не воровал, ничего не портил — просто ему нравилось побывать в чужом жилище, посмотреть, что и как. Что существеннее, в день после исчезновения Кейт он отсутствовал на работе, не испросив разрешения.

Когда Тереза увидела его, волосы у нее на затылке встали дыбом — так бывало всегда в минуты прозрения. Перед тем как его допросить, она просмотрела видео, которое он снимал в служебных коридорах. Она взяла кассету с собой и смотрела дома. Дергающаяся камера двигалась по серым коридорам. Иногда слышалось дыхание Гэвина, иногда — его отрывочный комментарий, но по большей части — только звук его шагов по цементному полу. Экран затягивал Терезу. Это были уже не бетонные коридоры — ее как будто водили по внутренностям громадного организма. И шаги были словно бы ее, и она не имела власти над тем, куда они ее ведут.

Съемка кончилась, экран заполнила рябь, а она продолжала остекленело смотреть на телевизор. Вспомнилось время, когда ей и Кейт было десять лет. Теперь ей казалось, что тогда они горели, как солнце, — столько света и энергии, что никто не мог их погасить. Отсутствующим взглядом она смотрела на смутные формы, возникавшие на сером экране, и думала о том, что это она угасла, она угасала годами. Кейт же, как звезда, могла погаснуть давным-давно, но мерцающий ее свет все еще доходил до Терезы, все еще вел ее.

Она задумалась, может быть, минут на двадцать, как вдруг вместо ряби на экране побежали полосы, и из снега возникла картина. Снова служебный коридор, но на этот раз перед камерой — в каком-то неведомом углу — был сам Гэвин. Он лежал на полу, прижавшись щекой к цементу, и остановившимся взглядом смотрел на что-то впереди. Тереза со слезами на глазах наблюдала за ним и понимала, что нашла Кейт.

41

— Я и раньше чувствовал на себе ее взгляд. Я к этому не привык. Всю жизнь я сам наблюдал за другими. За мной никто не наблюдал. Чувствовал спиной ее взгляд и знал, что она сидит где-то позади меня. Я не знал, кто она и чего ей надо, но знал, что она выбрала меня.