Что рассказал мне Казанова
Шрифт:
– Вы заведете другую собаку? – спросила Люси. Девушка смотрела в затылок Ли, которая сидела там, где надеялась быть она сама, на переднем сиденье, рядом с водителем.
– Не сейчас, возможно в следующем году. Если, конечно, найду кого-нибудь, подобного Эонати. – Он слегка повернул голову, смотря на нее в зеркало заднего вида.
– Я знаю, что некоторые греки выбрасывают мертвых собак в помойку, – громко произнесла Ли, пытаясь перекричать рев транспорта.
Теодор не ответил. Они проехали мимо амфитеатра в виде лошадиной
– Yiasou, – поприветствовал Теодор официанта, улыбнувшегося посетителям и поставившего перед ними бутылку домашней рецины. Они жадно накинулись на напиток и нашли, что она очень даже ничего, во всяком случае не отдает скипидаром. Люси посмотрела на гавань, забитую греческими паромами и огромными белоснежными круизными лайнерами. На пристани во всех направлениях, сгибаясь под тяжестью сумок, сновали люди, как будто уже опаздывая на свои рейсы.
Перед ними появилась темноволосая женщина с тарелкой anihikoloki"ihia– жареных кабачков цукини, первых в этом сезоне. Еще она поставила на стол блюдо с цацики и большую миску салата horiatiki.Толстые яркие листья салата лежали среди колец лука и томатов, подобно маленьким библейским скрижалям, приказывающим наслаждаться. Ли сказала женщине что-то по-гречески, и та вернулась на кухню, не проронив ни слова.
– Моя мать всегда неловко чувствует себя, общаясь с незнакомцами, – сказал Теодор, грустно покачивая головой.
– Это была ваша мать? – спросила Люси.
– Видите ли… мама… она… она очень стесняется, когда мои друзья узнают, что она – повар. Она родом из Стамбула, выросла в хорошей семье. Мы все потеряли после смерти отца, и вот… – Он махнул рукой в сторону кухни.
– Как же это тяжело для нее! – воскликнула Люси.
– А где вы живете? – поинтересовалась Ли.
– Мы с мамой живем в квартире рядом с площадью Конституции.
– Вы живете с матерью? – улыбнулась Люси.
– Разумеется. А ваша мама, Люси? Где она?
– Моя мать умерла.
– О, мне очень жаль. Она была хорошей женщиной?
– Она была известным археологом. – В очередной раз повторив заученную фразу, словно бы из некролога, Люси вдруг поняла, что опять говорит каким-то не своим, искусственным голосом. Она уже привыкла
– Мать Люси изучала минойскую культуру на Крите, – добавила Ли.
– На Крите? Вашей матери нравился Крит? Она была, умной женщиной, я знаю! Какова мать, такова и дочь! – Теодор поднял бокал за Люси, оценивающе на нее посмотрев, и та поняла, что краснеет.
– За мать Люси и за… Эонати, мою маленькую, белоснежную девочку.
Они выпили, чокнувшись бокалами. Рецина сделала свое дело, и неожиданно Люси представила себя с Теодором наедине в комнате.
– Люси работает в архивах, – сказала Ли. – Я всегда думала, что на выбор ее профессии повлияли занятия ее матери.
– Да? И чем же именно? – заинтересовалась Люси.
– Ну как же. – Ли налила себе еще один бокал вина. – Архивисты и археологи – хранители коллективной памяти человечества. Но, тем не менее, ты не разделяешь ее любви к Греции.
– Вам не нравится Греция, Люси? – спросил Теодор.
– Нравится. Греческая еда.
– Для меня еда – это серьезно. – Он махнул рукой в сторону блюд с mervdes– маленькими коричневыми рыбками, запеченными в тесте, chortopitakia– небольшими пирожками со шпинатом, и маслянистой зеленой долмой. – Так что ешьте на здоровье!
– Это для вас как религия? – спросила Люси, думая о Желанной Адамс, которая включила гастрономические удовольствия в список своих вер.
– Endaxi, Люси. А еще я верю в природу, как древние греки. – Теодор взмахнул рукой в сторону моря. – И в поэта Кавафи. Да, для меня Кавафи – это откровение… «И где бы мы были без варваров?» – Его голос был проникнут странным чувством, Люси не смогла определить, каким именно.
– «Эти люди были решением», – сказала Ли, цитируя следующую строчку стихотворения Кавафи.
– А, так вам известно это стихотворение? – Голос Теодора звучал тихо и смущенно, он переводил глаза с Ли на Люси, словно оценивая их реакцию. – В Греции не всегда легко быть поклонником поэзии, – заметил он неожиданно, – несмотря на то, что это ее колыбель. А во что верите вы, доктор Пронски?
– Как и вы, Теодор, я верю в природу. И в целительные свойства священного женского начала.
– Интересно. А в Святой Дух?
– Зачем разделять эти два понятия? Это вы, мужчины, вечно отделяете духовную сущность от физической.
– Да, иногда не стишком благоразумно думать подобным образом. А дух мужественности имеет подобную ценность, доктор Пронски?
– Священное мужское начало – это не мой профиль, Теодор. Я хочу лишь выправить баланс в религиозных доктринах. Нам нужны церковные литургии, в которых бы участвовали женщины. – Люси стало неуютно от менторского тона Ли. Надо срочно менять тему беседы, а не то ее спутница разрушит все обаяние вечера.
– О, и это все? Установить баланс! – сказала Люси холодно.