Что рассказал мне Казанова
Шрифт:
Трио разом поднялось поприветствовать ее, мужчина торопливо загасил сигарету.
– Это Кристин, Люси, – улыбнулась Ли. – А это ее муж, Джулиан Хармон, философ в процессе.
Шутка покоробила Люси: ей представилось, как будто Джулиан был эдаким продуктом фаст-фуд.
– Я знал вашу мать, – сказал он, тряся Люси руку. – В отличие от Ли она уважала мои взгляды.
– Да уж, Джулиан, лай Ли хуже, чем ее укусы, – заметила Кристин, протягивая Люси свою маленькую руку. – Я рада встретить новую минойскую сестру, –
– Спасибо, – пробормотала девушка и опустила глаза, чтобы избегнуть взгляда любопытной англичанки. «Минойская сестра» – так сама Китти называла женщин, разделяющих ее воззрения на историю минойского Крита. Люси не верила в потерянный золотой век, и неважно, о ком шла речь – о древних греках или о минойцах. Она всегда была не слишком высокого мнения о человечестве.
Одарив девушку заговорщицкой улыбкой, Кристин сняла свою плоскую шляпу, защищающую от солнца, продемонстрировав копну серебристых волос. Все расселись, и Джулиан разлил по бокалам золотистое вино.
– Нам недостает энтузиазма твоей матери, Люси, – сказала Кристин.
– Я тоже скучаю по Китти, – встрял Джулиан. – Она считала, что существует связь между школой философии Альфреда Уайтхеда и ее собственной. Но я думаю, вы об этом знаете.
– Честно говоря, я не разделяю убеждений своей матери.
– Что ты сказала, Люси? – переспросила Кристин.
– Я не очень разбираюсь в философии процесса, – сказала Люси, стараясь говорить погромче.
. – Дитя мое, я тебе все расскажу, – улыбнулся Джулиан. – В прошлом мужчины-теологи совершили ряд грубейших ошибок…
– И сейчас они тоже не стали умнее.
– О, Ли, спасибо на добром слове. На чем я остановился? А, так вот, я говорил, что христианская теология подчеркивала патриархальный, средневековый образ Бога, совершенного и неизменного. Но для нас, Люси, Бог, как и природа, находится в состоянии становления.
– Да, как говорит Джулиан, мы все в процессе. – Кристин склонила голову.
– Надеюсь, Джулиан закончил? – спросила Ли. – Я всю жизнь провела, слушая мужские речи и доклады, и в отпуске я их слышать не желаю.
Казалось, ни Джулиан, ни Кристин не обратили внимания на саркастические нотки в голосе Ли. Они оба улыбались Люси.
– Давайте обсудим нашу поездку на Крит, – предположила Кристин. – Знаете, на траурную церемонию придет много народу, человек сорок.
Люси не понимала, почему Кристин это удивляет: маму вечно окружала толпа поклонников.
Кристин объяснила, что планируется посетить минойские святилища, о которых писала ее мать. На церемонии поминовения в пещере каждый скажет несколько слов о Китти и оставит на минойском алтаре какой-нибудь предмет, символизирующий его чувства к покойной.
– Несмотря на большое количество участников, мы хотим, чтобы церемония была простой, – сказала Кристин. –
Та слабо улыбнулась.
Когда принесли еду, девушка поняла, что не голодна. Люси уставилась на мусаку, краем глаза посматривая на друзей своей матери. Ей было не по себе оттого, что они знали Китти так хорошо.
Люси заметила, что Ли также ничего не говорит, хотя и уплетает ланч за двоих: фаршированный зеленый перец, жареный кальмар и ягнятина под лимонным соком. Только когда принесли кофе, Ли оторвалась от еды и всем приветливо улыбнулась.
– Теперь, когда мы все-таки привлекли твое внимание. Ли, давайте поговорим о Габи, – сказала Кристин. – Боюсь, что она не сможет присоединиться к нам. Но она хочет, чтобы ты приехала в Зарос и послала тебе вот это. – Кристин передала ей открытку.
– Я бы хотела поехать в Зарос, – сказала Люси.
– Нет времени, – возразила Ли, обмахиваясь открыткой.
– Ли, но там же умерла Китти. И это недалеко от Гераклиона. Почему бы Люси не встретиться с Габи? Это будет хорошо для всех.
Ли не ответила.
– Кто такая Габи? – спросила Люси.
Ли промолчала, а Кристин откашлялась и повернулась к Люси.
– Габи была старой подругой Китти, дорогая. Ты придешь в Эгину сегодня вечером? Там был построен храм на святилище великой богини.
– Если вы не возражаете, я бы хотела сегодня остаться в Афинах. – Люси встала, кивнув головой в сторону густых зарослей азалии, покрытых розовыми цветами.
Ли и Джулиан взглянули на Люси, и Кристин разочарованно спросила:
– Ты не хочешь ехать с нами в Эгину? Это было важно для твоей матери.
Люси с сомнением взглянула на Ли.
– Разве я не говорил тебе, старушка, что молодым не интересны наши разговоры? – сказал Джулиан.
– Много раз, Джулиан, – вздохнула Кристин. – И все же…
– Я остаюсь с Люси, – заявила Ли. – Для того, чтобы ехать на пароме в Эгину, сегодня слишком жарко.
– Да нет, пожалуйста, езжай, Ли. Я сама справлюсь, – запротестовала Люси.
– Черт возьми! Мне нужно вздремнуть, – проворчала Ли. – Положи меня где-нибудь под деревом, пока будешь заниматься своими исследованиями.
Люси подождала, пока Ли оплатит счет, чувствуя себя как человек, преследуемый надоедливым поклонником, постоянно слоняющимся где-то поблизости, игнорируя все знаки, ясно говорящие: «Да убирайтесь же, оставьте меня в одиночестве!» Они одновременно встали из-за стола. Люси шла медленно, приноравливаясь к шагу Ли. Проходя по Плаке, та обменялась любезностями с владельцами магазинов, сидящими на крылечках своих заведений, витрины которых были увешаны сумочками и кожаными сандалиями, но вскоре погрузилась в молчание. Ли казалась уставшей, и Люси подумала, что утро, проведенное в библиотеке в поисках работ Китти, тяжело сказалось на ней.