Что сердцу дорого
Шрифт:
Нет, невозможно. Этот узел придется целиком переделывать. Слишком сложная сборка. А ведь собирать и разбирать пресс-форму придется много раз в смену.
Отступив от чертежной доски, Костя долго смотрит на сплетение линий — в его воображении они превращаются в металлические ребра и грани и зримо чудится в фигурной полости кремовая моделька. Да, слишком сложно. Костя берет резинку и начинает стирать все, на что потрачен почти целый день.
Подходит Бережков.
— Как дела, Константин
— Плохо, — коротко отзывается Костя.
— М-да… Я сам много думал над этой пресс-формой. И, знаете, пришел к выводу, что неудачна сама принципиальная схема. У меня появилась новая идея. Пойдемте!
Он идет к окну, садится за свой письменный стол и указывает Косте стул рядом с собой. На столе, кроме листа бумаги с каким-то эскизом и остро очиненного карандаша, ничего нет. Федор Федорович достает платочек, неторопливо протирает очки, водворяет их на место и только тогда берет карандаш.
— Да, схема неудачна, — повторяет он. — Жаль, что вы потратили много времени, но я думаю, что лучше признать ошибку, чем углублять ее. Ведь после того, как пресс-форму выполнят в металле, нам еще обиднее будет видеть свой промах. Вы согласны со мной?
«Надо будет на минутку сбегать к Вере, — думает Костя. — Неужели она может работать? У меня ничего не остается в голове. О чем он мне сейчас говорил? А, неудачна принципиальная схема. Подумать только, что завтра мы будем уже вместе. Навсегда».
— Таков уж наш труд, — задумчиво продолжает Бережков. — Поиски, неудачи, снова поиски. У нас часто недооценивают этот черновой труд. Работать приходится много, кропотливо, а похвал и наград ожидать нечего. Тут и горение, и терпение нужно.
«Терпение, — бессмысленно повторяет Костя. — Терпение. Наверное, не хватит денег. Придется занять. Надо, чтобы всего было вдоволь…»
— Так вот, я предлагаю вам новую схему. — Бережков водит острым кончиком карандаша по эскизу, выполненному от руки, но очень аккуратно. — Несмотря на сложность модели, пресс-форма разбирается весьма просто. Снимаем крышку, поворот рычага — и обе половинки откидываются в стороны. Вы меня понимаете?
— Не понимаю, Федор Федорович, — со вздохом признается Костя.
— Что с вами? Вам плохо? — обеспокоенно спрашивает конструктор.
— Наоборот. — Костя не может сдержать глупую улыбку. — Мне слишком хорошо. Я ведь говорил: завтра у меня свадьба.
— Так ведь это завтра? Когда я… Впрочем, я, кажется, был таким же, — благодушно признается Бережков. — Давайте отложим наш разговор.
— Одна, две, три, четыре, пять…
— Вера, а стульев хватит?
— Погоди,
— Боишься, что гости покрадут серебро?
— Костя! У тебя одни шуточки на уме, а я обо всем беспокойся.
— Так будет всю жизнь, — обещает Костя.
— Назвал гостей, что не хватит ни посуды, ни стульев.
— Как же иначе? Я всем говорил, что женюсь, и тут же приглашал. А за стульями я схожу на третий этаж. На первом и втором мы, кажется, всех обобрали.
— Костя!
По голосу ее Костя угадывает, что Вера уже не думает ни о тарелках, ни о стульях, ни о гостях. Он подходит и, обняв ее одной рукой, другой гладит по волосам. Волосы у Веры хорошие, пышные, мягкие. Она вся хорошая. Говорят, что полная. Ну и что же? Ей идет полнота. Говорят, не положено, чтобы жена была старше мужа. Что они понимают, эти, которые говорят? Разве в этом дело?
Звонок.
— Уже гости! — испуганно встрепенувшись, догадывается Вера.
Да, в самом деле, гости. Приходят нарядные и с подарками. Скоро оба подоконника оказываются заваленными коробками и свертками.
Пришла Тамара Логинова, протянула Вере обвязанное ленточкой тюлевое покрывало, поцеловала ее, шепнув: «Ты счастлива, да?» Тамара была сегодня в бледно-голубом нарядном платье, которое очень шло к ней, косы уложила на затылке корзиночкой, и они слегка оттягивали назад ее голову. Она робко оглядывала гостей, точно отыскивая кого-то, а потом встала у окна, напротив двери.
Пришли Люба и Саша Большов. Люба, еще более красивая, чем обычно, держала Сашу под руку и что-то строго говорила ему, а он покорно кивал курчавой головой.
Увидев Тамару, Люба подошла к ней.
— Я сказала Сашке, что если он забудет меру и напьется, — дружбе нашей конец. Навсегда! Потому что я не могу его видеть пьяным. Если он не перестанет… Кого это ты увидала? — прервала она себя, заметив, что Тамара чуть вздрогнула, и круглое оживленное лицо ее вспыхнуло.
— Никого, — покачала головой Тамара. Она явно старалась овладеть собою, но не могла: только сейчас она поняла, почему Вадим всегда был так сдержан и почти холоден с нею. Не от застенчивости это и не от солдатской неуклюжести, как старалась она себе внушить. Нет, Вадим любил другую, и это было слишком очевидно, — стоило лишь взглянуть на него сейчас.
В новом светло-сером костюме Вадим выглядел мужественным и стройным, а глубокие карие глаза его светились таким счастьем, словно не на Костину свадьбу он пришел, а на свою. Неловко протягивая Вере две громоздкие коробки, он что-то говорил и все оглядывался на Соню, точно спрашивая ее, то ли говорит, что нужно. А Соня улыбалась и кивала — конечно, то!