Что случилось с секретарём Ким? Книга 2
Шрифт:
Впереди вдруг появилось ярко освещённое здание полицейского участка. Самое первое чувство, которое ко мне вернулось, как только я подошёл к нему – невыносимая сонливость. Я даже не смог дойти до небольшой лестницы, ведущей к двери.
Это был не обморок от истощения сил. Я просто лёг прямо на бетонный пол и сомкнул глаза. Мне удалось уснуть только потому, что я был уверен – теперь я в безопасности.
Я твердо знаю, что до первого поцелуя с Ми Со, это был последний раз, когда я крепко заснул без задних ног.
Когда
Часы показывали девять часов утра, и свет из окна слепил глаза.
Я был рад, что смог вернуться живым. Вся моя семья искренне переживала, и глядя на то, как отец и мать плачут от облегчения, я снова почувствовал себя счастливым. Казалось, за эти три дня я совсем забыл, что такое радость.
«Мне девять лет. И впредь моя жизнь будет такой же яркой, как и этот ослепительный свет, падающий из окна в девять часов утра», – продолжал думать я тогда до того, как снова провалиться в сон.
Слишком хорошая память – это яд.
Место, где всё это уже случилось, давно сравняли с землёй. Реконструкция района прошла успешно. Головой я понимал, что от того дома не осталось и следа. Но мои воспоминания никуда не делись. Приступы повторялись каждую ночь. Один за другим они не оставляли меня в покое до самого утра. Стоило только закрыть глаза, как в ушах опять звучал тот отвратительный скрип. А сцены из воспоминаний, словно наяву, снова и снова погружали меня в кромешный ад.
После этого случая я могу с уверенностью сказать, что боль в теле влияет и на психическое состояние человека.
Есть одна фраза, которую люди используют, когда сильно болеют. Они говорят: «Мне проще назвать место, которое у меня не болит». Но так говорят только те, кто по-настоящему не страдал. В моём случае я не мог почувствовать даже миллиметра своего тела, который бы не горел в агонии. И это было естественно. Ведь я, сидя на корточках и связанный, провел целых три дня в том холодном и тесном месте.
Больше всего у меня болели лодыжки. Если бы у меня спросили, какой предмет, созданный человечеством, самый отвратительный, я без промедления назвал бы нейлоновые кабельные стяжки.
Из-за этих злосчастных стяжек в форме кольца на моих лодыжках остались эти жуткие раны. Когда я услышал, что глубокие следы на ногах будут со мной теперь всю жизнь, я не сильно переживал из-за этого. Больше всего меня пугало то, что они будут вечно напоминать мне об этих ужасных событиях, которые я хотел вычеркнуть из своей памяти.
Каждую ночь я в слезах просыпался от кошмаров, и всё мое тело дрожало от невыносимой боли. Потом снова засыпал, просыпался и опять плакал. Кошмары. Боль. Слёзы. Это всё повторялось и повторялось, я словно ходил по кругу и всегда думал, что сойду с ума и не доживу до утра.
Из-за нехватки сна мои нервы были накалены до предела. А из-за отсутствия
Пока я находился в больнице, мама не переставала плакать ни на секунду. Иногда я даже задавался вопросом, откуда у человека берётся столько слёз. Отец же не ходил на работу. Он всегда был рядом, проводя одну бессонную ночь за другой у моей постели. Помнится, ему даже пришлось ставить капельницы о переутомления.
А брат…
Брат лишь молча наблюдал за всем со стороны. Несмотря на то, что у него изредка краснел кончик носа, когда мы случайно встречались с ним взглядами, он ни разу так и не пролил ни одной слезинки.
Это может показаться смешным, но я был даже благодарен ему за это. Было даже к лучшему, что мы оба хотели перевернуть эту страницу. Я думал только о том, что когда я выйду из больницы и мы вернёмся домой, я смогу хорошенько врезать ему кулаком по лицу. Я очень хотел спросить у него, как он мог бросить меня в такой беде? Как он смеет быть моим старшим братом после этого? Я хотел разбить ему нос до крови и забыть обо всём случившемся.
Точнее, я думал, что мы сможем всё забыть.
Когда раны на лодыжках начали потихоньку заживать, меня выписали из больницы. Но я по-прежнему всё ещё не мог говорить.
Сидя в машине, по пути из больницы домой мне удалось кое-что выяснить. Первое – это то, что для восстановления психики мне некоторое время нельзя ходить в школу. А второе – это то, что брата уже перевели в другое учебное заведение. Я даже был немного опечален от того, что между мной и братом возникла какая-то невидимая стена. Ведь несмотря на наши споры и разногласия, мы вроде иногда ладили.
Но моя печаль продлилась недолго. Как только я перешагнул порог дома, я понял, что вновь вошёл прямо в широко распахнутые врата ада.
Я думал, что когда я отойду от шока, моими первыми словами будут такие тёплые фразы «Мама, папа, спасибо. Я вас люблю». Но дар речи вернулся ко мне не благодаря любви. Я был в негодовании. Первым, что я сказал было:
– Что ты здесь делаешь?
Как только брат меня увидел, он закричал в ответ словно сумасшедший:
– Прочь из моей комнаты!
Он сидел в моей комнате. На моей кровати. Он был одет в мою одежду. А на ногах у него были мои тапочки.
– Всё из-за тебя! Ты бросил меня в том ужасном месте! Ты хоть знаешь, сколько всего мне пришлось пережить из-за тебя? Жалкий трус! Маленький подонок! – кричал брат.
Но ведь это он меня бросил. Я совершенно не понимал, что происходит. О чём он говорит?
Я думал, что это вскоре пройдёт, но его странное поведение не менялось. Брат продолжал думать, что он – это я. Он свято верил, что его похитили и продержали в заточении целых три дня.