Что там, за дверью?
Шрифт:
— Пам, — сказал Себастьян, — нам нужно отсюда уходить.
— Да, — сказала Памела, продолжая держать мужа за руку. — Да. Как?
— Кажется, я знаю. Кое-что вспомнил. Пойдем.
Он повел Памелу в кабинет. Не включая свет, опустил штору на окне, стало темно, но Себастьян включил компьютер, и в свете монитора увидел сидевшего в кресле у журнального столика человека. Памела вскрикнула и отшатнулась, а мужчина приподнялся и сказал вежливо:
— Жду вас уже семь минут. Могли бы поторопиться.
— Послушайте, Дин, — возмутился Себастьян, —
— И вас тоже, — хмыкнул Форестер. — Я не хотел. Я еще плохо управляю своими частотами, некоторые вообще не успел исследовать, еще повезло, что один из меня оказался в достаточно близкой по параметрам вселенной…
— Вы не боитесь здесь разговаривать? — враждебно спросила Памела. — Не так давно вы утверждали, что снаружи все слышно через эти… акустические аппараты.
— Да? — удивился Форестер. — В принципе, вы правы, но разве есть в вашей квартире комната без окон?
— Вы сами… — начала Памела, но Себастьян не дал жене закончить фразу.
— Как вам удается перемещаться вместе с одеждой? — спросил он. — Из одной ветви Мультиверса в другую переходит физическое тело, а одежда — это…
— Господи, о чем вы? — сказал Форестер. — Вам это кто-нибудь потом объяснит, сейчас нет времени.
— Кто-нибудь из…
— Себастьян, — перебил физик, — камера, которую я вам дал, все еще в рабочем состоянии?
— Да, конечно, — пожал плечами Себастьян.
— И программа инсталлирована?
— Да, но…
— Пожалуйста, встаньте так, чтобы попасть в объектив, — сказал Форестер и пересел в кресло перед клавиатурой. Найдя на экране нужную иконку, он быстро произвел какие-то манипуляции, Себастьян не успел разглядеть последовательность набранных команд, Памела все еще держала его за руку, и он обнял жену, предполагая, что произойдет, точнее — что может произойти, если он хотя бы приблизительно понял слова Форестера. Он поцеловал Памелу в лоб и наклонился, чтобы поцеловать в губы, не выпуская из поля зрения экран компьютера, частично заслоненный плечом физика, там мелькали строчки, темные неподвижные изображения, два силуэта на сером фоне.
— Здесь слишком темно, чтобы камера с такой малой выдержкой могла… — сказал он.
— Достаточно, — отозвался Форестер. — Ваш частотный спектр прост, да и у вашей жены не отличается разнообразием.
— Спасибо, — пробормотал Себастьян и неожиданно для себя спросил: — Это… не больно?
— Больно? — Форестер не обернулся, но даже в полумраке видно было, как дернулись его плечи. — Черт его знает, не имею ни малейшего представления.
— Но ведь вы сами… — сказал Себастьян, еще крепче прижимая к себе Памелу.
— Вот! — воскликнул Форестер. — То, что нужно.
Что именно оказалось ему нужно, Себастьян не понял, на экране оставалась все та же тень, может быть, с чуть изменившимися очертаниями, трудно было определить отличие, но оно существовало, и одно это обстоятельство заставило Себастьяна захотеть, чтобы ничего у Форестера не получилось, это было инстинктивное ощущение, но такое сильное,
— Пам! — крикнул он и обернулся, чтобы помочь жене, которая, конечно же, какие могли быть сомнения, последовала за ним, но Памелы не было, комната пуста, компьютер выключен, кресло стояло не на обычном месте, а было сдвинуто к дивану, на котором сидел — нога на ногу — Форестер и изучающим взглядом смотрел на Себастьяна.
— Пам — это ваша жена? — спросил он.
— Где она?
— Думаю, — спокойно отозвался физик, — она в спальне, судя по звукам. Слышите?
Себастьян услышал: Памела действительно что-то делала в спальне, громко напевая песню о трех пиратах, похитивших красавицу-индеанку и не сумевших поделить добычу. Это была любимая песня Памелы, но так громко она никогда не пела, ни слуха, ни голоса у нее не было, получалось фальшиво, но песня звучала все громче, и Себастьян пошел в спальню, наткнувшись в гостиной на почему-то стоявший поперек комнаты длинный низкий стол, покрытый цветастой клеенкой, которую Памела никогда не позволила бы постелить куда бы то ни было по причине очевидной безвкусицы аляповатых изображений.
— Пам! — Себастьян остановился на пороге спальни, потому что не мог представить, чтобы увиденное имело отношение к реальности. На Памеле был широкий халат с набивными огромными цветами, как-то Себастьян увидел такое в магазине Торчеров и показал Пам, посмотри, какая красота, а в ответ ему была прочитана лекция о хорошем вкусе и о том, что никакая женщина, уважающая себя и свою вторую половину, никогда и ни за что не нацепит на себя эту уникальную гадость. Сейчас в этой гадости Памела занималась делом, какое терпеть не могла прежде, поручая мужу мытье оконных стекол. Памела стояла на подоконнике и добралась уже до верхней фрамуги, нижние стекла стали такими прозрачными, что их не видно было вовсе, и казалось, что окно распахнуто настежь.
— Пам, — растерянно повторил Себастьян, Памела перестала петь, оглянулась и сказала:
— Басс, я уже заканчиваю, ты пока предложи своему другу аперитив, бокалы в мойке, протри их полотенцем, хорошо?
Господи, подумал Себастьян, что же это происходит на свете? Чтобы Памела позволила кому-то, особенно мужу, дотронуться до ее любимых бокалов? И чтобы она бросила бокалы в мойку, где они легко могли побиться?
— Хорошо, — сказал Себастьян, закрыл дверь (пение тотчас возобновилось), подошел к пересевшему на диван Форестеру, сел рядом и потребовал: