Что-то кроме магии
Шрифт:
— Хватайся, чего смотришь...
Взлетели обрывки бумаги, задетые воронкой трансгрессии, и люди исчезли — так же внезапно, как и появились.
— И много у нас по пути ожидается помоек? — спросил Снейп, когда они с Петтигрю, отведя глаза билетерам и охранникам, заняли два места в поезде до Кале[1]. Хвост превосходно ориентировался в магловском мире, знал все лондонские вокзалы, действовал настолько ловко и быстро, что невольно вызвал у Снейпа нечто похожее на уважение.
— А где еще прятать портключи, — пожал плечами Питер, рассеянно смотря в окно, за которым мелькали серые столбы и тянулись бесконечные травяные откосы. — Помойка в любой дыре есть.
—
До Кале оставался еще целый час, делать было нечего, собеседник не плевался от омерзения, не грозился Непростительными — и Питер разговорился. Поначалу неохотно, затем увлекся и к финалу рассказа уже поглядывал на Северуса свысока: мол, знай, кто у тебя в напарниках!
Приходилось признавать, что Петтигрю имел право гордиться собой. Недаром Волдеморт хоть и наказал его жестоко за неудавшееся покушение на Каркарова, но не убил: второго «нюхача» среди Пожирателей он бы не нашел.
«Метка пахнет! — доказывал Снейпу Петтигрю, блестя глазами от возбуждения. — Спросишь чем? Не знаю! Не могу описать... Потому что я не носом ее чую, понимаешь?»
Свой редкостный дар Питер осознал не сразу. Сначала задумался, как это он сумел найти Темного Лорда, когда его тщетно искали Аврорат и Пожиратели. Потом понял, отчего его так тянет в Малфой-мэнор: там Метки, много Меток, много запаха... Замирая от страха, открылся повелителю, втайне надеясь на новые блага. Да, обращение «мой славный Петтигрю» райской музыкой звучало в ушах, но от ужасных «Круцио» не спасало. «Зато не попаду в брюхо Нагини», — с довольной ухмылкой заключил «нюхач».
Метку он мог учуять на каком угодно расстоянии и двигался к ней, как привязанный. Знание мира маглов помогало использовать весь доступный транспорт. Там, где человеку и волшебнику дороги не было, легко проскальзывала крыса. «А портключи-вешки я еще в школе научился делать, только помалкивал об этом».
Заоконная темнота тоннеля вновь сменилась скудными железнодорожными пейзажами, — на этот раз французскими. Люди на перроне говорили на незнакомом языке, тут и там попадались нечитаемые надписи, и Северус вдруг понял, что впервые в жизни очутился в чужой стране. Давнее знакомство с канадцами и китайцами, конечно, давало некоторое представление о необъятности мира, да и общий багаж знаний не позволял считать Землю плоской и маленькой, но одно дело — слушать, как бывший магловед Квиррелл увлеченно описывает диковины дальних континентов, и совсем другое — пуститься в путешествие самому. Не зная ни слова из местного языка, не имея ни малейшего представления, куда идти и что делать...
— Не зевай, тут машины едут в другую сторону, — предупредил Питер и очень вовремя: оглушенный новыми впечатлениями Северус едва не угодил под колеса.
— Местные маглы какие-то особенные?
— Кто их знает... Но на материке везде так.
— Слушай, почему бы нам не аппарировать к тому месту, где ты спрятал портключ?
— Я плохо вижу в голове, — буркнул Питер.
Аппарации учат всех совершеннолетних магов. Но дается она не всем. Чтобы перенестись в нужное место, требуется сначала мысленно представить его во всех подробностях. Больше подробностей — выше точность попадания. Быстрее других обучались те, кому посчастливилось иметь хорошую память, цепкую на образы пространств. Они умели «видеть место в голове», по выражению самих аппараторов-преподавателей. Но что делать, если твой мозг неповоротлив и не может работать нужным образом? Для таких тугодумов оставалось два выхода:
Чистые тротуары и сверкающие витрины остались позади. Замелькали пестрые вывески мелких магазинчиков, размалеванные стены, провонявшие мочой подворотни. В одной из них их окликнул угрюмого вида смуглый детина с толстой золотой цепью на бычьей шее. Второй, похожий на него, как брат-близнец, заступил дорогу. Увидев в руках незнакомцев деревянные указки, громилы заржали, кивая друг другу на них.
— Петрификус Тоталус! — покончил с весельем Снейп.
Питер едва успел отскочить, иначе бы одеревеневшее тело рухнуло прямо на него. Видя, что случилось с товарищем, второй громила что-то рявкнул и выхватил из-за спины внушительных размеров нож.
— Авада Кедавра! — выкрикнул Питер.
Колени мертвеца подкосились, и он завалился навзничь.
— Хорошо бы побыстрее найти твою помойку, — Северус тревожно огляделся.
— За тем углом должна быть, — напарник хмуро покосился на него. — А ты у нас, оказывается, добренький...
— У меня нет приказа убивать маглов. И лучше нам уносить ноги, пока кто-нибудь еще не появился.
Они побежали вдоль глухой кирпичной стены приземистого строения, смахивающего на склад, повернули и в самом деле оказались перед мусорными баками — но совершенно пустыми.
— Иногда их все-таки опорожняют, — Петтигрю что-то высматривал под днищами. — Но почти никогда не убирают мелочь, которая высыпается. Особенно если она в грязи.
Он отодвинул бак, под которым обнаружился детский мячик, дырявый и страшно засаленный.
— Вот он, мой хороший.
— А если б его все-таки подобрали уборщики? — Северус никак не мог привыкнуть к мысли, что портключами разбрасываются так легко.
— На автобусе поехали бы. Или на поезде, — невозмутимо ответил Питер. — Я оставил много вешек, какая-нибудь да поможет. Берись.
Дальнейший путь запомнился как одна сплошная улица, унылая, грязная, со щербатым асфальтом и бесконечной чередой вонючих мусорных баков. А еще — обломки, куски и огрызки, которыми Питер отметил свой путь до будущей жертвы.
«Крыса! — потихоньку зверел Снейп. — Сволочная помойная крыса!» В поезде глухая ненависть, которую он испытывал к предателю Поттеров, временно отступила, но сейчас усталость и раздражение вернули ее и усилили. Кроме того, чертовски хотелось есть: завтрак в Хогвартсе остался далеким воспоминанием, а «нюхач», похоже, вошел в раж и забыл про все на свете, включая обеды и ужины.
Когда Петтигрю через плечо бросил «прибыли», Снейп по привычке ожидал увидеть все то же мятое железо и пластиковые мешки с отбросами. Но вместо смрада в лицо ударил тугой соленый ветер, под ногами заскрежетала крупная галька, а улицы бесчисленных городов сменились пустынным пологим берегом моря, лиловеющего в последних лучах заходящего солнца.
— Где это мы?
— На севере... — Питер оглядывался, будто искал что-то. — Ага, жилье на месте.
Северус обернулся. В сотне ярдов от них берег упирался в скалистые холмы, поросшие травой и редким кустарником. У подножия, притулившись к огромному валуну, стояла развалюха, кое-как сложенная из бурого камня. Крыши у развалюхи не имелось.