Что-то остается
Шрифт:
— Спа… сибо…
Вот это да! А я-то шла сюда на полусогнутых. Ай да Этарда! Ну, не прелесть ли?
— Я гляжу, ты согласна. Хорошо. Даю тебе особое дозволение брать со склада все, что может понадобиться. В разумных пределах, конечно. И прошу не забывать тщательно записывать все в хозяйственную книгу. Постарайся обойтись без лишних трат, но и скаредничать не стоит. Это я по поводу Сыча говорю. Он оказывает монастырю большую услугу, приютив стангрева у себя, поэтому вполне может рассчитывать на нашу поддержку, — Этарда помолчала, потом усмехнулась, — С вином поаккуратней.
— Да, мать Этарда. Конечно, мать Этарда. Мне очень стыдно.
— Не великий грех, дочь моя. Марантины не дают этих новомодных обетов аскетизма и целомудрия. Марантины дают единственный обет — всенепременно раздувать и поддерживать искру Божию, дар Единого — существование. Жизнь есть любовь Господня. Все остальное — пустяки. Но рамки приличий приходится соблюдать.
— Да, мать Этарда.
Щеки у меня горели, в груди теснило. Кресло качалось, как колыбель. Ох, сердце мое! Сейчас лопнет, как гранат, переполненное нежностью ко всему свету.
— Что ты не ешь, дочь моя? Не нравится вино?
Я залпом выпила несколько глотков, но стало еще хуже. В голове зашумело.
— Вино отличное, замечательное… Да, насчет еды… В смысле, насчет стангрева.
— Да-да, дочь моя?
— Я подумала… ну… ему нужно… ну… Кровь ему нужна. Вино, мед, молоко — это хорошо, но мало. Сыч тут ничем не поможет — животное должно быть достаточно крупным, чтобы остаться в живых, и его нельзя потом есть… в смысле, убивать… Короче, Сыч просил козу.
— Что ж, хорошая мысль. Завтра зайдешь к Тите, возьмешь у нее Беляночку или Пеструю, на твое усмотрение. Думаю, что коз можно будет менять — завтра одну, послезавтра другую. Чтобы окрепнуть, ему требуется полноценная пища.
— О да, мать Этарда.
— Через недельку подумаем о том, чтобы снять лубки. Наш юный пациент обладает поистине восхитительным свойством — его организм восстанавливается чрезвычайно быстро. Вероятно, и без нашего лечения он бы выздоровел, только находясь в тепле и получая достаточную пищу и уход. А после того, как Леттиса подстегнула его Тень… Замечательный юноша. Просто подарок. Надеюсь, Альсарена, ты сможешь извлечь из предложенных обстоятельств всю доступную выгоду, прежде, чем мальчика переведут в Бессмараг.
Где на него накинется сразу сотня гарпий. Этарда заговорщически улыбнулась, подняв тонкую бровь. Изрядно обнаглев, я спросила:
— А если… Ведь может такое случиться, что Сыч откажется отдавать его. Даже в Бессмараг.
— При чем тут Сыч, дочь моя? Стангрев — разумное взрослое существо. Мы спросим у стангрева, не у Сыча.
— А если и он откажется?
— Мы спросим, Альсарена. Как он ответит, так и будет.
А ответит он, как захочет Этарда. Причем будет полностью уверен, что это его собственное желание. А может, это и в самом деле будет его собственное желание.
Этарда легко соскочила с подлокотника.
— Что ж, не стану тебя задерживать, дочь моя. Тебе надо выспаться, впереди большая работа.
Я тоже
— Благодарю, мать Этарда.
Она вернула мою папку, проводила меня через приемную до дверей. На пороге я обернулась.
— Но почему — именно я, мать Этарда? Почему вы доверяете эту работу мне? Ведь я даже не марантина…
Лицо Этарды светилось в полумраке, словно выточенное из молочного опала. Улыбка плыла, плыла, кружа голову… Хотелось рухнуть на колени и заплакать.
— Во-первых, именно потому, что ты — не марантина, Альсарена. А во-вторых, потому, что именно ты возмечтала написать книгу. Не Леттиса, не Ильдир, не Малена. Именно ты, дочь моя.
И, привстав на цыпочки (росточка Этарда небольшого, даже для лираэнки), поцеловала меня в лоб.
Я выбралась во двор в совершенно сомнамбулическом состоянии. Холодный воздух немного привел меня в чувство. Я доплелась до ближайшего сугроба, зачерпнула снега и принялась тереть им лицо и уши. И терла, пока за пазуху не потекло, пока кожу не защипало, а зубы не защелкали, как у проголодавшегося трупоеда.
Ну, что, друзья? Враг вывел войска из побежденного города, проявив благородство, не тронув мирное население, ничего не подпалив и не разграбив. Однако проинспектируем наше имущество.
Итак. Что мне хотелось больше всего до встречи с Этардой? Написать книгу о стангревах. Чего мне хочется сейчас? Написать книгу о стангревах. Порядок.
Что я ей рассказала? Все. Все? Про афродизиак мне удалось не обмолвиться, впрочем, если бы даже и обмолвилась, ничего страшного не случилось бы.
А вот — удача, так удача! Я ни слова не сказала о Норве и обо всех моих контрабандных опытах — тоже. И не потому, что удержалась от болтовни, а потому, что забыла о Норве начисто. Так называемая «девичья память» иной раз может оказать хорошую услугу.
Кстати, Норв. Скоро он должен вернуться из Арбенора… Постойте, какое сегодня число? Через два дня — первое марта, а год нынче високосный… Значит, сегодня — двадцать седьмое!
Вот те на! Прозевала сердце со стрелой, надверную живопись. Наверняка прозевала. Именно сейчас, сию минуту, мой милый, должно быть, ждет меня под стеной. А я тут гуляю.
Однако, вчера, когда я заходила к Эрбу, никаким милым там не пахло. Если Норв и парни приехали, так только сегодня. Может, вообще еще не приехали. Уф, выгляну из калиточки для очистки совести. А то ведь устроит скандал. Малейшая невнимательность к его персоне воспринимается, как личное оскорбление. К тому же, явлюсь я с пустыми руками. Никаких тебе «слез короля», или как он там обзывает мои экспериментальные составы?
Но ведь не только ради этих «слез» он со мной встречается? Говорил же, что любит (за два года нашего знакомства — два раза, специально считала. Но это у него такой суровый стиль). Вот и проверим.
Итак, я осталась при своих и даже кое-что приобрела. И вовсе это не было взятие вражескими войсками беззащитного города. Это было всего лишь посольство из чужой страны. С богатыми дарами, между прочим. А мы — что поделаешь — немного испугались начищенной брони, трубных звуков, знамен и лент.