Что-то остается

Кузнецова Ярослава Анатольевна

С кем не случается?

Ирги Иргиаро по прозвищу Сыч-охотник

— Ты уж смотри, чтоб — того. Красивые чтоб.

— Обижаешь, Сыч! — покачал головой Гван Лисица, трупоедский сапожник. — Как для сына родного!

Означенный сын, здоровенный детинушка по имени Ирс, по прозвищу Медвежий Окорок, ухмыльнулся.

— Нет уж, — фыркнул Сыч-охотник, — Ты — того. Поменьше сделай. В сапог, что на него, меня целиком всунуть можно.

Посмеялись.

Отдал

задаток, еще раз выслушал заверения Гвана, что через пару дней — в лучшем виде, да ты ж меня знаешь, да моя работа добрая, да в запрошлом году из самого Арбенора…

— Ну, того, — буркнул Сыч-охотник, — Зайду, сталбыть.

И отправился восвояси.

Вот, значит. Мариона пошьет рубашку, да еще одну — на смену, да котту шерстяную, тканька мягонькая, Гван сапоги соорудит, и будет у нас парень — не парень, а загляденье!..

Ладныть, Сыч. Че кудахчешь-то, почище квочки? Братца ведь завел, не сынка. Угомонись.

Кстати, надо бы к Эрбу завернуть. Пополнить, так сказать, запасец. А то придет в гости барышня наша, чем потчевать станешь? Чайком?

На мое счастье, Прилипалы Бера в кабаке не оказалось. Час-то поздний. Бабье уже всех своих благоверных по домам растащило. Впрочем, Бер Прилипала — бобыль. Навроде тебя, приятель. И вполне бы мог — опять за свое. Хотя, конечно, в прошлый раз Сыч-охотник его справно отшил. Неча тута, в душу лезть да прошлым интересоваться. Н-да.

— Здорово, Эрб.

— А-а, Сыч. Давненько ты к нам не наведывался. Здорово, братец.

— Мне б — того. Бутылей парочку-другую. Да меду. Фунта два, либо три.

— Счас сообразим, — Эрб подмигнул и, взяв у меня мешок, отправился в погреб, а ко мне подплыла причепурившаяся невесть по какому случаю Дана:

— Выпей, Сыч, кружечку.

Какая-то она сегодня радостная. Соскучилась, что ль? Не до пива сейчас, ну да ладно. Уважим, чего ж не уважить?

— Спасибочки.

Отхлебнул и — как ударило.

Тан — щурится довольно:

«— Хорошо. Теперь — что здесь?

— Здесь? — окунуть язык, растереть по небу терпкие капли, — М-м… Дурман?

— Хорошо. Тут?..»

Сыч-охотник ухмыльнулся, отшагнул к столу, плюхнулся на лавку.

— Ладныть. Пока он тама ходит… Ты, девка, того. Дай-кося мне ее. Бутылек, сталбыть.

— Арварановки? — просияла Данка.

Нехороший взгляд у нее. Жадный. Ждущий. Или мерещится? Вот дьявол.

Определить, что подмешано в пиво, я не мог. Несмотря на Таново натаскивание. Слабый, едва уловимый привкус.

Отсутствие практики? Не знаю.

Ни на что не похоже.

Наркотик? Нет, мимо, мимо.

Яд? Какой, Кастанга меня побери!

Кто?

Как?

Зачем?!.

Дана, запыхавшаяся, возбужденная, глаза бегают… Нет, не мерещится. Не мерещится.

— Вот, Сыч. Арварановка.

Я плеснул немного в притащенную ею вторую кружку.

Попробовал. Самая обыкновенная «арварановка», как всегда. Да и с чего бы Эрбу заводить какую-нибудь травную?..

Еще искупал язык в пиве, сделав пару ложных движений горлом.

Что-то там все-таки было. Было, разрази меня гром!

Спохватившись:

— Ой, а закуска-то! — Дана упорхнула на кухню.

Я быстро слил полкружки пива на пол, потом — еще на глоток. Отправил туда же две полных кружки арваранского. Пьянствует Сыч. Дорвался до бутылки.

— Вот. Сырок свежий, баранинка…

Она пыталась смотреть в пол, но — не получалось. Ой, взгляд у тебя, Даночка…

— Благодарствую.

Снова убежала.

Что же это? Что это может быть? Ч-черт. И где, собственно, Эрб? Инструкции получает? А, вот и он.

Протопал ко мне, поставил на стол мешок. В мешке отчетливо брякнуло.

— Во. Все тута. С тебя — полторы.

Сыч-охотник кивнул, отсчитал деньги.

Эрб ушел, а я дослил пиво и опустошил еще одну кружку арварановки — внутрь. Спокойно, приятель. Спокойно, черт возьми.

Снова появилась Данка, ненатурально улыбаясь и комкая передник, попросила:

— Не поможешь ли, Сыч, в погребе бочку с пивом передвинуть надо, мешается…

Ага. В погребе. Понятно, Даночка. Понятно.

— М-м? — Сыч-охотник поглядел на нее мутно, рыгнул, — Н-не. Того, девка. Ик. Перебрал, кажись. Пивцо у тя, Эрб, ядреное… Э. А иде Эрб-то?.. Н-нэту? Ну и чшерт с ним. Да. Ик, — поднялся, держась за столешницу, качнулся, — Эка. Пойду, пожалуй. Того.

И двинулся к двери, довольно, впрочем, прямо.

— Погоди! — Данка ловко вклинилась между пьяным Сычом-охотником и вожделенным выходом, — Как же ты пойдешь-то? Оставайся, я туточки постелю, на лавке, — бормотала она, мягко, но настойчиво заправляя Сыча-охотника обратно в комнату, — На ногах ведь не стоишь, не доберешься, замерзнешь в снегу по дороге…

Ага. Сталбыть, коли до дому дойти можешь — в погребе помоги, а коли лыка не вяжешь — оставайся. Ладно, Даночка. Ладно, красавица.

Сыч-охотник задумчиво покопался в шевелюре, как бы невзначай накрыл ладонью Данкины пальцы на косяке. Она вся как-то напряглась, закусила губу.

— Того, — пробурчал Сыч-охотник, — Оно вроде — того. Верно. Тащи постелю.

И — шаг назад, шаг назад — к столу, уронил себя на лавку, чуть не шмякнувшись мимо.

— Счас я, Сыч, — расцвела Данка, — Сейчас, скоренько, милый, — и унеслась, словно ей черт под юбку залез.

За постелью.

Сами понимаете, дожидаться ее я не стал.

Итак. Что мы имеем? У Эрба в погребе — засада? Может, конечно, и нет, но проверять как-то не тянет… Один бы я еще рискнул, посмотреть хотя бы — кто там, что там, да только не один я. И, случись что со мной, Стуро…