Что-то… (сборник)
Шрифт:
Его окоченевшее тело найдут утром у закрытой двери подъезда. Рядом будет лежать окровавленная связка ключей.
Спящая молодая женщина металась на кровати; большая часть одеяла свисала на пол, сбившаяся сорочка налипала на потное тело, пальцы судорожно сжимали смятую простынь. Наконец, протяжно застонав, она проснулась, и некоторое время лежала, осознавая перемену сна на явь. Затем она медленно села, машинально подобрав свисающие края одеяла. Она с удивлением оглядела себя. Такого ещё никогда не было; таких снов, такого пробуждения. Она оттянула промокшую ткань сорочки и подула за ворот на покрытое испариной
Она подошла к окну и зябко поёжилась – ветра на улице не было, но от поверхности стекла буквально несло холодом. Внезапно скрип перерос в пронзительный визг, заставив женщину вздрогнуть. Она уже начала пятиться от окна, когда стёкла вдруг покрылись трещинами и, рассыпавшись на крупные осколки, вметнулись в женщину. Вскрикнув и инстинктивно прикрыв лицо руками, она отпрянула от окна. Осколки врезались в тело, прорывая сорочку, полосовали кожу, и ссыпались к её босым ногам. Одновременно с осколками, в комнату вхлынул жгучий холод. Смешанное ощущение кожей леденящего холода и тёплой крови усиливало чувство нереальности происходящего.
Выбежав в прихожую, женщина осмотрела себя: сорочка прилипала к телу кровавыми пятнами, струйки крови стекали по ногам, изрезанные руки были полностью измазаны кровью. Она автоматически метнулась к ванной, но, опомнившись, скользкими от крови руками подняла телефонную трубку и со второй попытки набрала 03.
Потом сонные врачи, обрабатывая её раны, очень удивлялись, как такое могло случиться. Из-за большой потери крови, женщина быстро потеряла сознание, прошептав: – Это кошмар какой-то. Кроме многочисленных мелких рубцов, на её теле осталось и несколько крупных шрамов – на левой груди, животе, и правой руке, которую она машинально выставила вперёд, прикрываясь от осколков.
То, что бездомные люди умирают от переохлаждения в период холодов – давно стало привычным. Но чтобы человек замёрз насмерть, плотно прижавшись к горячей трубе теплоцентрали – это было пугающе в своей нелепости. Когда этого бомжеватого старика обнаружили, передняя часть его тела, которой он прижимался к трубе, была ещё тёплой, тогда как спина и большая часть ног были обморожены дочерна. Когда в морге с него сняли обувь, одна ступня (так нелепо) осталась в ботинке.
Холод вгрызался в стены домов, пытаясь добраться до сгустков человеческого тепла.
Он очнулся от глубокого сна, и лежал, глядя в потолок, на котором светом уличного фонаря высвечивались волокна стекла. Его мозг снова был занят внутренним диалогом. «Это надо остановить». «Зачем?». «Люди». «Что, жалко стало, дураку?». «Да. Они не заслужили этого». «Да неужели?! Ты что, забыл, как охромел? А в зеркало ты давно смотрел? Ты забыл, что случилось?». «Нет. Но в этом виновата кучка полоумных отморозков, а не все люди». «Да все эти Люди относятся к тебе как к уродцу-чудику. И ни одной из этих, желанных тобой, в принципе не можется представить себя рядом с собой. Кончай слюнявить иллюзии». «Значит, пусть гибнут?». «Ты спасал их столько раз. И что взамен? Прокисшее одиночество?». «Иначе – я не могу». «Не устал?». «Устал».
Лысоватый мужчина лет сорока сидел на диване с фотоальбомом на коленях.
Там он долго возился с верёвкой, пытаясь дрожащими пальцами связать петлю. Потом снял вешалку с одиноким плащом, и привязал верёвку к большому дюбелю. Прислонившись спиной к прохладной стене, он натянул петлю на шею. Постояв немного, он начал сползать по стене, подгибая ноги. Наконец, под тяжестью становящегося безвольным тела, ноги вывернулись в сторону, и он повис в нескольких сантиметрах от пола. Удушье успокойно закрыло ему веки.
Под подоконниками со зловещей скоростью разрастались кристаллики серого инея, колюче поблескивая в подоконной тени.
Девушка в ярко-жёлтой майке и оранжевых шортах сидела на кровати, бездумно глядя на висящий на стене календарь с котятами. Время от времени по её щекам стекали слезинки, которые она вытирала кончиками пальцев. Словно очнувшись и всхлипно вздохнув, она медленно встала с кровати, увеличила громкость магнитофона, взяла с тумбочки бритвенное лезвие в упаковке, и пошла в ванную.
Набрав в ванну горячей воды, она залезла в неё, не снимая одежды. Сначала, от горячей воды, кожа, как ни странно, покрылась мурашками. Полежав, привыкая к температуре воды, она, не спеша, развернула бритву, бросив обёртку на воду, и некоторое время вертела её в пальцах. Наконец, решительно нахмурившись, она резанула оба запястья, практически ничего не почувствовав. Посмотрев немного на тонкие струйки крови, она полоснула бритвой по локтевому сгибу левой руки. Кровь начала толчками вмешиваться в воду. Разжав пальцы державшие бритву, девушка закрыла глаза и откинула голову на широкое изголовье ванны. Она не обратила внимания, как невесть откуда появившийся на вентиляционной решётке иней начал таять, размазываясь по стене грязными подтёками.
Внезапно в звуки музыки, слышимой ею всё глуше, вклинилась трель телефонного звонка. Телефон звонил не переставая. В её затухающем сознании всколыхнулась мысль: «А вдруг это…» Ухватившись ослабевшими руками за край ванны и скользя ступнями по дну, она попыталась вылезти из воды. В этот момент в квартире погас свет. Телефон ещё несколько раз начинал звонить в равнодушной темноте.
В электрощите на лестничной площадке с тихим треском искрили провода. С обледенелого верха на них капала вода, часть которой, стекая ниже, тут же замерзала вновь.
Число несчастных случаев, самоубийств, и просто странных смертей невероятно выросло. Врачи «скорой помощи» уже устало-равнодушно разбирались с бесчисленными вызовами. Автокатастрофы ежедневно закупоривали дороги изломанным железом, перемешанным с человеческими телами. Иногда люди просто исчезали. Так пугающе легко – были, и вот их нет. Как будто стёрты ластиком. Жизнь промерзала насквозь.
Его хромота усилилась, так что пришлось достать старую трость. Выламывающая боль в правой ноге отупляла все чувства своей постоянностью. Мысли тоже были приглушены болью, поэтому чудовищность происходящего воспринималась смутно-досадливо. Внутренние споры закончились истощённой ничьей.