Что-то… (сборник)
Шрифт:
«Я ему рассказал про Наталью», – сказал вошедший в комнату дед. Баба Катя кивнула каким-то своим мыслям и ушла на кухню.
Вскоре они легли спать, и лёжа в настоящей ночной темноте, возможной только в деревне – когда даже квадрат окна можно увидеть только боковым зрением, поскольку темнота в помещении, всё-таки, немного гуще уличной, – Никита несколько раз подносил ладонь к лицу, пытаясь увидеть хотя бы неясную тень. Бесполезно. Тогда ему подумалось, что его настоящее положение в этом мире такое же двоякое – определённо, он существует, как и его рука в темноте, но как-то это не очень очевидно на данный, текущий момент. Конечно, мыслить – значит существовать, но ведь существовать – ещё не значит жить. В конце концов он уснул, убедившись в бессмысленности поисков каких-либо
Следующие два дня были пусты и по ощущениям и по состоянию сознания. Никита целыми днями бродил по лесу, заходя дальше обычного, а потом упорно концентрируясь на том, чтобы отыскать путь назад. Утомление от ходьбы приглушало мысли и гасило эмоции. Отсутствие резких переживаний воспринималось сознанием с облегчением, как признак того, что всё в порядке.
Наталья появилась вновь на третий день, когда Никита сидел на берегу деревенского пруда в состоянии спокойного бездумья. Одета она была так же, как и в прошлый раз. Тихо и нежно поздоровавшись, она на траву рядом с Никитой, вытянув ноги и скрестив их в щиколотках. Никиту снова охватило чувство раздвоенности. Он ощущал живое тепло, исходившее от Наташи. Он слышал её дыхание, от которого вздымалась её грудь, слегка натягивая, а потом отпуская ткань майки. И запах. Запах женского, живого тела. Это всё оттесняло знание о её смерти в область абсолютного неприятия.
Некоторое время они молча смотрели на гладь пруда. Потом она обернулась к Никите и робко и немного жалобно спросила:
«Ты знаешь, что я умерла?».
Никита резко вздрогнул, и посмотрел в её печальные глаза. На его лице подвижно отражалась вся внутренняя мешанина противоречивых мыслей и чувств.
«Знаешь», – грустно кивнула Наташа, и глубоко вздохнула. Вдруг, она порывисто обняла его за плечи своими тёплыми руками и прижалась к нему всем телом.
«Я ничего не понимаю, Никита, – зашептала она ему в самое ухо, – это так странно. Я вдруг стала снова живой, но точно знаю, что уже умерла. Я внезапно как бы появляюсь, ощущая себя совершенно живой, а потом так же внезапно просто перестаю быть. Это так пугает. Но сейчас ведь я живая и для тебя, а не только для себя, правда? Так как же так?».
В ответ Никита обнял её покрепче. Даже если бы он мог говорить, ему нечего было бы ответить. Он слушал не только её голос, но и звук, с которым она вдыхала воздух между фразами, и влажный шелест её губ и языка, и шорох её волос, к которым он прижимался правой стороной лица. Всё это было слишком полно жизни, чтобы хоть в малейшей степени иметь отношение к смерти.
Наконец, они слегка отстранились друг от друга, и Наташа немного поменяла своё положение, согнув ноги в коленях и подтянув их немного под себя. Посмотрев Никите в лицо, она слабо, но искренне улыбнулась.
«Знаешь, не смотря на то, каким ты был негодяйчиком, ты мне тогда очень нравился. Но особенно ясно я это поняла, когда ты уехал. Представляешь, я начала по тебе скучать, и даже жалела, сама себе удивляясь, что не позволила тебе вдоволь пообнимать себя, что ты постоянно норовил сделать. Но благодаря этому, я поняла очень важную для всей жизни вещь – дорогому тебе человеку надо позволять что-то, что он хочет, потому что он хочет этого не столько „для себя“, сколько „из-за тебя“, такой ему желанной. Так что ты сыграл, сам того не зная, значимую роль в моём осознании всего, что связано с чувствами и взаимоотношениями между людьми, которые вдруг начинают стремиться стать родными друг другу. Потом я упорно ждала, когда встречу человека, с которым будет именно так. – Наташа немного помолчала. – В конце концов, я встретила такого человека и какое-то время была полностью погружена в такое состояние, когда даже дышишь с нежностью. А потом всё кончилось. – Она вздохнула с тихим всхлипом. – Однажды, он просто исчез. Не из моей жизни, а вообще, для всех. Бесследно. Я совершенно уверена, что он мёртв. Но даже не это больше всего меня печалит, а то, что я не попрощалась с ним, пусть даже мёртвым. Не попрощалась в прикосновении. Это мучит меня до сих пор. Иногда мне кажется, что именно из-за этого я и умерла». – Она стёрла кончиком среднего пальца слезу со щеки, но
Никита прижал свои ладони к её щекам, и начал нежно их гладить, растирая слёзы. Печальный взгляд влажных глаз Наташи скользил по его слегка озабоченному лицу.
«Ну почему в этом мире так много страшных вещей, которые „просто“ происходят? Человек может „просто“ исчезнуть, „просто“ онеметь, как ты, или „просто“ умереть, как я». – Наташа вновь вздохнула.
Потом Наташа молча смотрела на берёзы, растущие на противоположном берегу, а Никита не мог оторвать взгляд от плавных линий её тела. Внезапно он резво вскочила на ноги и вбежала в воду. Когда вода стала доходить ей до пояса, слегка задирая подол майки, Наташа подалась телом вперёд и, оттолкнувшись ногами, поплыла, гребя тем стилем, который Никита в детстве ехидно называл «по-лягушачьи-по девчачьи». Теперь же ему виделось в нём что-то необъяснимо милое.
Поплавав несколько минут, Наташа подплыла к берегу и медленно вышла из воды. Мокрая ткань облепляла её тело мелкими складками, подчёркивая одни линии, и скрадывая другие. Встав на траве, которая тут же прибрызнулась каплями воды, Наташа стянула с себя норовившую прилипнуть к бокам майку, и бросила её на траву. Она посмотрела на Никиту и весело улыбнулась.
«У тебя сейчас такой же вид, как тогда в детстве, когда ты случайно увидел меня вот в таком же виде. Помнишь?». – Никита кивнул, улыбнувшись.
«А знаешь, что больше всего меня раздосадовало в том случае? Ты не поверишь. То, что на мне тогда были трусики в разноцветный горошек, которые мне не очень нравились и казались слишком детскими. Представляешь? Но сегодня, вроде бы, всё как надо. – Она задорно прищурилась. – Ну и как я тебе, мерзавчик бесстыжий? Сколько различий найдёшь?».
Никита чувствовал себя немного растерянно и радостно одновременно. Он не просто рассматривал красивое зрелое тело, а как бы сканировал его взглядом, и, казалось, воспринимал его не только визуально, но и прочувственно. Увидев светло-коричневую родинку на левой груди, он вспомнил, что в детстве она находилась чуть ниже левой ключицы. Выпуклый пупок, казавшийся ему в детстве немного странным, теперь был слегка утоплен в небольшой складке на красиво округлом животе. Лёгкая выпуклость живота плавно спускалась треугольником в узость, сомкнутую с двух сторон гладкими бёдрами. Стройные ноги были теперь достаточно плотными, чтобы скрыть коленные косточки, которые так сильно выпирали когда-то в разные стороны, подчёркивая худобу ног. Никита медленно «поднялся» взглядом обратно вверх по наташиному телу и встретился с ней глазами. Её лицо снова было печально. Она чуть подалась вперёд туловищем.
«Помоги мне упокоиться, пожалуйста, – попросила она полушёпотом. – Попрощайся со мной, Никитка».
Никита приблизился к ней почти вплотную и прижал ладонь к её щеке, ощутив её дыхание на своём запястье. Потом он положил свою левую руку на её округлое плечо, а его правая ладонь зависла в нескольких миллиметрах от её левой груди, как будто не смея к ней прикоснуться. Сначала он осторожно прикоснулся пальцем к родинке, а затем позволил всей ладони лечь на мягкоупругую грудь. Некоторое время они стояли неподвижно, глядя друг на друга со всё возрастающей, помимо их воли, печалью. Никите вдруг жгуче захотелось хоть что-нибудь сказать. Он набрал полную грудь воздуха и попытался издать хотя бы простейший звук. От напряжения у него заложило уши и запершило в горле, но из приоткрытого рта не донеслось ни звука. Заметив его усилия, Наташа покачала головой и приложила свою руку к его губам.
«Я и так всё знаю, милый».
Никита, кажется, неожиданно для Наташи, опустился на колени и, обняв её чуть ниже талии, вжался лицом в её мягкий живот. Его лицо погрузилось в нежное тепло, и только нижней частью подбородка он чувствовал прикосновение немного влажной ткани. Постепенно его всё больше охватывало ощущение тепла с уютным телесным запахом. Почувствовав, как Наташа гладит его по волосам, он калейдоскопично вспомнил все свои детские переживания, связанные с его интересом к той застенчивой девчушке, мысленно прошептал: «Спасибо, родная, и прощай!», и потерял сознание.