Что-то… (сборник)
Шрифт:
Вот такая жизнь. В сорок лет, по причине раковой опухоли, ей отняли правую грудь (которая сама по себе напоминала скорее опухоль, чем полноценную часть тела). В сорок семь – климакс и долгожданное облегчение от прекращения этих противных и бессмысленных…. А с пятидесяти пяти настойчивые попытки «уйти её» на пенсию. Ушла. Современные ученики стали, по её мнению, невыносимы и безнадёжны. Особенно эти «сопливые мокрощелки». Как только, чуть повзрослев, они, непонятно откуда, узнавали, что она «старая дева», они начинали её презирать,
И вот теперь летом она, по большей части, жила на даче, пестуя свой идеальный огород и обозревая презрительным оком окружающих. Когда её внучатую племянницу изнасиловал, непоправимо покалечив, какой-то ублюдок, она слегка возрадовалась втайне, хотя даже сама перед собой она никогда бы этого не признала. Ей чуть радостно подумалось, что теперь у неё появится последовательница, которая, имея для этого более чем весомые причины, разделит с ней её взгляды и веру, и…. Правда, сначала привлечь девчонку на свою сторону ей не удалось. Ну, ничего! Вот подрастёт и поймёт…
Услышав голоса, она выглянула в окно и тут же нахмурилась. По аллее между садовыми участками шла группа подростков – два парня и три девчонки лет шестнадцати-семнадцати, загорелые, красивые. На девчонках, по крайней мере сверху – остальное скрывал забор, были только яркие купальники, которые, по её мнению, больше открывали, чем скрывали. Наверняка, и трусы на них такие же «показывающие». Как же её всё это бесило! Почему? Потому что всё это было неправильно, неправильно. Не-пра-виль-но! И потом ещё все удивляются…
Когда подростки скрылись из её поля зрения, она осуждающе покачала головой и вернулась к чтению потрёпанной книжки «Нового завета». Стояла жара, солнце пекло нещадно, так что работать в огороде было невозможно. А совсем недалеко, за небольшим леском, протекала небольшая речка, куда и направлялись ребята. Она сама не заметила, как перестала читать; она бессмысленно уставилась в страницу с «Посланием к Коринфянам», на фразу «… не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нём сделались праведными…», а все её мысли витали вокруг того, что сейчас может происходить на берегу реки. Наверняка те прыщавые онанисты глазеют на оголившихся дурочек и мысли их полны греха и грязи. А малолетние сучки могут даже радоваться этому; ведь по их мнению – это прибавляет им значимости, делает их…. Дуры! Тщеславие – тоже грех. И всё это приведёт их…
В себя пришла она уже в лесу, стоя с толстой палкой в руках и прислушиваясь к доносившимся до неё голосам подростков. Постояв ещё немного, она направилась не к реке, а к кустарнику. Зайдя за кусты, она обнаружила там парня и девушку. Мало того, что эти мерзавцы целовались «взасос», они при этом лежали вплотную друг к другу, а рука парня упорно преодолевала вялое сопротивление девичьей ручонки
Издав гневный крик, она набросилась на них, замахиваясь палкой. Девушка, испугано вскрикнув, успела вскочить и отбежать. А вот парень, поднимаясь, получил удар по голове и упал обратно на траву. К счастью, удар получился скользящим и он не потерял сознания. Она продолжала бить его палкой, явно целясь в голову; но поскольку парень старался увернуться, удары приходились по его голому телу, оставляя на нём большие царапины. Отбежавшая на некоторое расстояние девушка смотрела на это расширенными от испуга глазами, прижав ладони к лицу и робко, будто забыв, как это – кричать, выговаривая: «Помогите!».
Злясь на то, что никак не получается огреть сукиного сына по голове, она всё увеличивала силу ударов. Она почти достигла своей цели, когда неизвестно откуда появившийся пожилой мужчина вырвал палку из её рук и отбросил далеко в сторону.
«Совсем спятила, клюшка старая», – констатировал он, спокойно глядя ей в лицо.
Она зло ощерилась на него:
«Да как ты смеешь?! Я всё делала правильно! Ты знаешь, чем они тут занимались?».
Мужчина пожал плечами:
«Совершенно естественными вещами».
«Что?! Защищаешь распутство малолетних?! А может, и сам на малолеток засматриваешься?».
«Бывает, – честно признался мужчина. – Они частенько радуют глаз. А иногда бывают просто на удивление как хороши. Но в этом нет, не должно быть, ничего развратного. Часто не приметить их – невозможно».
«Но это всё – неправильно!».
«Дело в том, что не всё естественное считается правильным, и не всё правильное – естественно. И человек постоянно должен „балансировать“ между естественным и правильным; и именно соотношение в человеке правильного и естественного определяет его как личность. Перекос же в любую сторону – ненормален, и чаще всего приводит к серьёзным проблемам».
К этому времени подошли остальные подростки; они стояли группкой в отдалении, озадаченно посматривая на буйную старушенцию. Она ткнула пальцем в их сторону:
«Хочешь сказать, что им можно позволять удовлетворять проснувшиеся в них животные инстинкты?».
«Но это невозможно подавить. Человек, по сути, – животное, и подавление инстинктов, преднамеренное отрицание их природной значимости, отнюдь не делает его „больше человеком“, а наоборот – уменьшает его нормальность».
«Ерунда! Я, например, прожила праведную…».
«… и совершенно неестественную жизнь. И после твоей смерти ничего, а главное – никого, не останется. Даже хорошей памяти».
«Да как ты смеешь?! Кто ты вообще такой?!».
Не отвечая, мужчина повернулся к ней спиной и пошёл прочь.
Теперь старуха выглядела испуганной. Она озиралась вокруг себя, не замечая всё ещё стоящих чуть вдалеке от неё подростков. Потом она начала бормотать: