Что ты видишь сейчас?
Шрифт:
Ее ресницы были густо накрашены, и, когда она улыбалась, на одной щеке появлялась ямочка.
— Ну, договорились, — донесся до меня голос месье Кастега, он улыбнулся, показав желтые от никотина зубы, и, уже выходя из класса, вдруг повернулся: — Я встречаюсь с твоей сестрой после обеда… могу и ей сказать тоже… чтобы она напомнила тебе.
Когда я вышла на улицу, моросящий дождь сменился ливнем. Мои тонкие кеды быстро промокли, дождевая вода хлестала из водосточной трубы. Машины стояли в пробках, пахло грязью и выхлопным газом. Что мне принести завтра? Что ему понравится? И как объяснить Астрид, что я неожиданно
Май помахала мне через запотевшее окно кафе. Я зашла и села рядом с ней. В помещении почти никого не было. Несколько мужчин в мокрой одежде стояли у барной стойки. Май наклонилась ко мне, я почувствовала запах ее лавандового шампуня, и сказала, что один из них — любовник официантки.
— Откуда ты знаешь? — спросила я, но она только пожала плечами и посмотрела на свои руки, прошептав, что, скорее всего, любовник — вон тот мужчина в сером пиджаке, стоявший недалеко от нас. В одной руке Май крепко сжимала коробочку. Ее длинные розовые ногти мешали ей, поэтому предметы приходилось подцеплять за краешек. Я подумала о кузнечиках, которых мы с сестрой ловили летом в горах. Большие зеленые и блестящие насекомые, их можно было легко взять в руку и держать, не причиняя никакого вреда тонким лапкам; усики кузнечиков щекотали нам ладонь. Как только ее раскроешь, они прыгали и исчезали в высокой траве.
Май открыла коробочку. Видно было — ей это сделать непросто, даже, наверно, больно.
У нее оставалось три розовые таблетки и пять голубых. Утром она приняла двойную дозу и тех и других.
— Ты хоть знаешь, чем они отличаются? — спросила я.
Май пожала плечами и повернулась к окну:
— Смотри, вон твоя сестра.
Я тоже перевела взгляд. Астрид стояла в воротах школы, не решаясь выйти под дождь.
— Нет, серьезно… Ты знаешь, чем они отличаются? — не унималась я. — Ты же должна знать.
Май продолжала разглядывать мою сестру.
— Если бы ты не сидела здесь, напротив меня, можно было бы подумать, что ты стоишь там… — Она кивнула в сторону Астрид и улыбнулась. Ямочка на ее щеке неожиданно оказалась глубокой. Примечательно, что на другой щеке ее не было, но это вовсе не портило лицо Май.
Сестра побежала по лужам между стоявшими автомобилями.
— Меня это прикалывает… Наверное, круто, когда есть кто-то, кто выглядит точь-в-точь как ты. — Май приподнялась на стуле, чтобы не упустить Астрид из виду.
— Не так уж мы и похожи, ты же знаешь, — возразила я.
Май села, закрыла коробочку и сжала ее пальцами.
— Брат все равно хорошо к тебе относится. Тебе даже не надо ничего покупать. Ты ему нравишься… и твоя сестра… почему-то.
Я видела, как Астрид держит в руке кузнечика. Как она осторожно идет ко мне. Под босыми ногами острая сухая трава, а звук цикад стоит оглушительный. Мамы и папы не видно. Скорее всего, они сидят или лежат на солнце на голубом пледе, с открытой бутылкой вина и нарезанным мясом на промасленной бумаге. Или уже перешли к десерту — печенью с абрикосовым вареньем.
Сестра шла медленно, крепко сжав кулак. Я знала, как ей больно. Острые и нежные одновременно, эти ощущения вызывали желание открыть ладонь или, наоборот, сжимать ее сильнее и сильнее, до хруста в пальцах.
Май встала и бросила коробочку в боковой карман рюкзачка.
— Я должна идти… Увидимся завтра.
Я схватила ее за руку:
— Не уходи. Подожди еще чуть-чуть.
Она посмотрела на меня, будто знала, что,
Ее звали Май, а ее старшего брата — Макс. Их мать-датчанка дала своим приемным вьетнамским детям имена, которые одинаково легко произносить как в Дании и Франции, так и в Азии. Когда мать кричала «Май!», то я отчетливо различала датский язык. Когда Май начинала говорить на отличном французском, слова лились, словно песня. Несмотря на хрупкое телосложение, у нее был удивительно глубокий голос, который дрожью пробегал по моему позвоночнику.
Я завидовала всему в ней, даже ее маленьким плоским ступням, которые, казалось, выскальзывали из любой обуви. В глубине души я не сомневалась, что мы очень похожи. Чего не скажешь о ней. Ее чужеродность стала ее суверенным правом, святым благородным состоянием, к которому мне запрещалось лаже приближаться. Это было данное Богом первенство, на которое я не имела права посягать. Но все равно я была убеждена в нашем сходстве и в том, что я так же далека от своих биологических родителей, как и она от своих неизвестных вьетнамских. Разница состояла в том, что я хотя бы внешне походила на членов своей семьи. И к тому же на улицах Парижа я выглядела, как обычная европейка, в отличие от нее с братом.
Зависть к Май была черной и горячей, она росла год от года, глубоко укоренившись внутри меня. Я наблюдала за ней с того дня, когда мы пошли в первый класс школы на улице Соле. И с тех пор не могла насмотреться на ее лицо, похожее на ослепительно белую бумагу. Мне хотелось забраться под эту туго натянутую белую кожу, посмотреть ее резким черным взглядом, пробраться внутрь нее и стать ею, чтобы все вокруг принимали меня за нее.
Я обняла подругу за плечи, перегнувшись через столик, и оглядела кафе с официанткой и мужчиной в сером пиджаке.
— Вы только посмотрите, как она строит глазки… — сказала Май и захихикала. — Настоящая шлюха.
— Что ты имеешь в виду? — не поняла я.
— То, что сказала, — отрезала Май, дав понять, что не собирается продолжать.
Иногда я думала, что мой пристальный взгляд может уничтожить ее. Ее белая бумажная кожа неожиданно разорвется на кусочки или совсем рассыплется от моих взглядов и от того, что я знаю про нее все: как она выглядит, когда ест, бежит, спит или занимается спортом, смеется, кричит и плачет.
Ростом Май гораздо меньше меня. Со временем я стала чувствовать, как ее лицо, волосы и узкие голени становятся моими. Когда она потела или мерзла, с моим телом происходило то же самое, исключение составляло ее неумение плавать. Тогда я просто пыталась помочь ей. Снисходительный взгляд мадам Моро надолго задерживался на ее дрожащих фиолетовых губах и черных волосах, прилипших к круглому лицу. Май неуклюже бултыхалась в бассейне, сверкая глазами, похожими на черные бездонные дыры в зеленой воде. Я плавала быстрее и лучше, поэтому всегда была ее спасательным кругом. Я ненавидела мадам Моро.