Что я наделал?
Шрифт:
Одного нельзя у них отнять - они учились. Причем быстро. Сначала марионетки, потом дети, шумные мальчики и девочки, молодежь с переменчивым настроением и поведением, которое часто нельзя было предвидеть, и наконец, зрелые уравновешенные мужчины и женщины. Метаморфоза свершалась на моих глазах.
Я сделал еще больше.
Я сделал их такими, какими хотел быть каждый из нас - умными, благородными, чувствительными. Мой скромный коэффициент интеллекта 145 стал границей, ниже которой была только глупость. Самые смелые мечты о величии человека
Реализация моего плана проходила без помех.
Полностью завершенные они напоминали богов. Добавляя новое, я одновременно удалял старое. Я обнаружил, что мы имеет все-таки что-то общее с ними: основой их деятельности была логика, но вознесенная на такие вершины, которые мне и не снились. И несмотря на это нашлось то, что можно было бы считать точкой соприкосновения.
Однажды они поняли, что если позволят в своем сознании функционировать ИХ собственной чуждой мотивации, им всегда будет сопутствовать аура чуждости, угрожающая реализации их целей. Я забеспокоился, когда они мне об этом сказали, подозревая, что теперь они хотят расставить мне ловушку. Только потом я понял, что не научил их фальши и обману.
Они считали абсолютно логичным и правильным, что должны мне полностью подчиняться. Если бы это я оказался на их планете и старался стать похожим на них, мне тоже пришлось бы делать все, что говорит мне их инструктор. Они понимали, что у них просто нет другого выхода.
Сначала они не видели ничего странного в том, что я помогаю уничтожить собственный вид. По их мнению арктуриане были лучше приспособлены к тому, чтобы выжить, так и должно было случиться. О людях этого сказать было нельзя, поэтому они должны были погибнуть.
Они научились сочувствию. И наконец, когда они начали созревать как люди, когда их холодный интеллект был приглушен человеческими чувствами, они поняли, в чем моя диллема.
В этом было достаточно иронии. Ждать понимания от людей я не мог. А захватчики дарили меня пониманием и сочувствием. Они поняли, что мой предательский поступок имел целью получение еще нескольких лет для людей.
Но их арктурианская логика была еще слишком сильной. Вместе со мной они проливали горькие слезы, но об изменении плана не могло быть и речи. План был принят, а они были всего лишь набором инструментов, необходимых для его реализации.
И все же, используя их сочувствие, мне удалось его изменить. Вот разговор, из которого стало ясно, что такое изменение произошло.
Эйнар Джонсон, который делал наибольшие успехи и почти не расставался со мной, однажды сказал мне:
– Все указывает на то, что мы уже люди. Ты сам сказал, что это так, значит, это должно быть правдой, - улыбнулся он.
– Мы начинаем понимать, насколько велик и великолепен человек.
– Говоря это, он просто сиял серьезностью и достоинством.
– Те, кто остался на нашей планете, не располагая человеческими телами и тем равновесием между интеллектом и чувствами,
Поведение наших соплеменников направляется логикой. Им приходится полагаться на то, что мы им сообщаем, если, естественно, это не влечет за собой необходимость отказаться от реализуемого плана. Мы сообщили обо всем, чему научились. Во вселенной достаточно места и для нас и для вас.
Миграции с нашей планеты на вашу не будет. Мы остаемся среди вас, будем размножаться и жить так достойно, как ты научил нас. Может, когда-нибудь нашим уделом станет то величие, которое мы наблюдаем у людей.
Мы поможем вам найти назначение среди звезд, как нашли его мы.
Он склонил голову и расплакался. Все-таки я победил.
Прошло четыре месяца. Я вернулся к себе. Галлахэн предоставил водителей собственной судьбе и сошел с перекрестка, чтобы поприветствовать меня вопросом:
– Куда вы подевались?
– Болел, - ответил я.
– По вам видно. Посмотрите на себя. Что... Что за идот!
– он помчался на свое место изо всех сил дуя в свисток.
Я поднялся вверх по лестнице. Да, ее просто необходимо отремонтировать. Я все время посылал Марджи деньги, чтобы она оплачивала налоги и телефон. Сняв с двери табличку, я вошел внутрь.
Приемная имела тот типичный запыленный вид, который приобретают все помещения, в которых давно никого не было. Сторож вообще не открывал окон, поэтому вохдух был застоявшимся и несвежим. По привычке я ожидал увидеть Марджи за ее столом, но это было просто нереально. Если девушка все равно получает зарплату и на работе ей просто нечего делать, единственное место, где ее можно найти - пляж.
Я уселся в кресло, даже не потрудившись стереть толстый слой пыли, покрывавший его. Спрятав лицо в ладони я пытался заглянуть в человеческую душу.
Все зависело именно от этого умения. Я знал людей. Знал их очень хорошо, возможно, лучше всех.
Я посмотрел в прошлое и увидел, как человек сжигает, уничтожает, разрывает в клочья все благородное, доброе и совершенное.
Значит, единственным шансом спасения для человечества было научить тех тридцать человек всему совершенному, доброму и благородному. Убедить их, что все люди такие. Только тогда они могли признать нас равными себе.
Я посмотрел в будущее и увидел, как они погибают один за другим. Я не оставил им возможности защищаться. Они совсем не готовы к встрече с человеком, как он есть. Они не поймут.
Ведь то что человек боготворит - добро, благородство, красота, это одновременно и то, чего он не терпит, когда встретит.
Они безоружны, поскольку не знают об этом. Они погибнут покоренные злостью, завистью и жаждой уничтожения, именно так реагирует человек, когда оказывается лицом к лицу со своими идеалами.
Я прячу лицо в ладони.
Что я наделал?...