Что я натворила?
Шрифт:
Когда они переехали в этот дом, дети были совсем крохами, и им потребовалось время, чтобы привыкнуть к планировке. После ванны Лидия уже не вышагивала по дому в голом виде, потому что могла попасться на глаза какому-нибудь из преподавателей или студентов, пришедшему без приглашения к Марку. А Доминику пришлось попрощаться со своими любимыми домашними цыплятами, Наджетом и Киевом; они все время норовили отправиться поклевать на поле для крикета, чем весьма раздражали местных любителей в него поиграть.
Сейчас «крохи» уже были в подростковом возрасте. Лидии исполнилось пятнадцать, а Доминику шестнадцать.
Конечно же, в подобных условиях Марк Брукер просто расцветал – неизменно в своем репертуаре, готовый устроить шоу по первому требованию. Постоянно шутил со студентами, а с коллегами был весел и дружелюбен. Он успокаивал родителей, пожимая руку богатым папашам и болтая о всяких мелочах с идеально причесанными и густо намазанными тональником мамашами. Марк полностью контролировал все в своей жизни, этакий счастливец.
А вот Кэтрин, с тех пор как переехала в этот огромный дом, почувствовала себя еще больше загнанной в угол. До повышения Марка, когда они жили в арендованном жилье в Финчбери, она могла оставаться вне поля его зрения хотя бы днем. До момента возвращения мужа с работы никто не наблюдал за ней, не контролировал, как и что она делает, что надела, как говорит или ест, с кем общается, когда приходит и уходит. Когда же Марка сделали директором Маунтбрайерз, вместе с местом жительства Кэтрин изменился и ее жизненный уклад; теперь и ее обязанности, и те вещи, которые она могла себе позволить, изменились очень сильно. Кэтрин существовала в ощущении постоянного контроля со стороны мужа. Слово «существовала» как нельзя более подходило с жизненной ситуации Кэтрин, – глагол «жить» означал бы, что у нее есть жизнь, а это было совсем не так. У Кэтрин не было жизни вообще никакой.
Кэтрин выбросила остатки завтрака в мусорное ведро и загрузила посуду в посудомоечную машину, вспомнив отчего-то о том июньском раннем утре девятнадцать лет назад. Тогда ей был двадцать один год, а ее сестре Франческе – девятнадцать. Они обе все еще жили со своими родителями, в соседних комнатах в тесном двухквартирном доме.
Кэтрин прокралась в комнату Франчески и осторожно потрясла ту за плечо. Будить сестру ей не хотелось, но она знала, что если не поделится своей новостью, то, вероятно, взорвется.
– Франческа, ты спишь?
– Мммммммм… Уходи… – пробормотала Франческа.
– Просыпайся! Мне правда нужно тебе кое-что сказать. Это важно!
Даже будучи в полубессознательном состоянии, по тону своей сестры Франческа поняла, что сопротивление бесполезно. Она протянула руку к тумбочке и включила стоящую на ней лампу.
– Кэти, молись, чтобы это было что-то важное!
Потирая глаза, она сосредоточилась на покрасневшем лице сестры.
– Ну, не
Раздраженное замечание Франчески испортило момент, но Кэтрин все же продолжила:
– Угадай?
– Что еще?
– Франческа, ты должна угадать! Давай!
– Господи, Кэти, теперь ты меня просто бесишь! Мы больше не дети, и сейчас гребаные три часа ночи. Мне в шесть на работу. Итак, или ты сейчас же скажешь, почему разбудила, или свалишь и оставишь меня в покое!
– Ладно, мисс Злючка. Так вот – ты не поверишь, но Марк сегодня сделал мне предложение!
Кэтрин захлопала в ладоши, и в комнате повисла минутная тишина. Франческа нащупала на тумбочке свои очки и тут же нацепила их на переносицу. Она наклонилась вперед, как будто улучшившееся зрение помогало ей сосредоточиться.
– Марк? Сделал предложение? – спросила она.
– Да! Не верится, так ведь? – улыбнулась Кейт.
Франческа поразмышляла пару секунд.
– Честно говоря, нет. Я думала, ты сейчас скажешь, что вы переспали.
– О боже, Фрэн, какая ты грубая! Разве предложение – это не чудесно?
– Эмм, дорогая? Не знаю.
– Что значит «не знаешь»?
– Я имею в виду… Послушай, Кэти, я люблю тебя, но ты немного напоминаешь мне персонажа из романа «Великолепная пятерка», который не хочет взрослеть. И хотя я твоя младшая сестра, мне всегда казалось, что мой долг – защищать тебя от всего. Так думают и родители, – сказала Франческа.
– Что? – для Кэтрин новостью было не столько то, что ее считала полной идиоткой Франческа, а то, что таковой ее, оказывается, считали и родители.
– Да, вроде как. А этот Марк… Здорово, что ты так счастлива, но это твой первый парень, ты знаешь его только пять минут, вы даже не… Ну, ты поняла… А ведь секс очень важен!
– Ой, какая чепуха. Ты так говоришь, как будто секс важнее самих отношений!
– А разве нет? Ладно, не смотри так, я шучу. Я счастлива, если ты счастлива, но мне не кажется, что стоит сразу бросаться в омут с головой.
– Но мы встречаемся уже три месяца. Целых три месяца. Я люблю его, Фрэн, и он любит меня.
Кэтрин решила не посвящать сестру в подробности тех жарких поцелуев и объятий, которым она регулярно предавалась с Марком и которые разжигали в ней пожар. Все это выглядело намеком на их будущую насыщенную сексуальную жизнь.
– Буэээ! Меня сейчас стошнит! – изобразила рвотный рефлекс Фрэн. Кэтрин шутливо толкнула ее в бок. Франческа сказала, уже более серьезным тоном:
– Я правда за тебя очень рада, сестренка, но есть в этом Марке что-то странное…
– Что ты имеешь в виду? – не поняла Кэтрин. Ее голос превратился в противный визг, казалось, что она вот-вот расплачется.
И тут Франческа решила сдать немного назад.
– Даже не знаю. Может быть, мы просто недостаточно хорошо знакомы, или же ему неловко в нашем обществе, потому что мы для него люди новые.
Кэтрин снова оживилась.
– Да, скорее всего.
– Все, что я хочу тебе сказать: ограничьтесь пока помолвкой, посмотри, каков он в постели, узнай его поближе, и тогда поймешь, получится ли из этой затеи что-то хорошее или нет. Что ты теряешь: если не выгорит, тебе останется колечко, а если выгорит, то ты обретешь любовь на всю оставшуюся жизнь! – сказала Франческа.