Что я натворила?
Шрифт:
Приподняв одну из своих изящно изогнутых бровей, Наташа одарила Кейт озорной усмешкой:
– Так вот. Кейт, я должна тебе кое в чем признаться; я не говорила тебе об этом раньше, но, вероятно, должна была бы, зная, что ты не станешь судить меня и что останешься моей подругой, несмотря ни на что. Теперь твоя очередь!
Кейт рассмеялась так сильно, что в уголках ее глаз выступили слезы.
– О, Таш, я ведь никогда никому не рассказывала. Просто не могла.
– Шучу, дорогая. Можешь не торопиться, – сказала Наташа.
– Да уж. Мне противно сейчас, что я тебя обманывала, обманывала всех, но особенно стыдно перед тобой.
– Знаешь что, подруга? Я с самого начала понимала, что что-то здесь не так. Марк был чудовищем в тех или иных проявлениях своей личности, но я представить себе не могла, что все настолько плохо. Нет, я, конечно, подумала про то, что у вас в семье не все гладко, решила, что он, возможно, слишком к тебе строг, но когда я узнала подробности… – Наташа прервалась, чтобы перевести дух. И продолжила: – Я считаю, что ты потрясающая, Кейт. Ты сильнее, чем кто-либо, кого я знаю, – столько лет жить в аду и суметь сохранить этот кошмар в секрете от собственных детей. Я тобой восхищаюсь!
– Никогда не чувствовала себя сильным человеком, скорее наоборот, даже сейчас, – пожала плечами Кейт.
– А надо бы. Любая другая на твоем месте просто не справилась бы. А ты еще и смогла притвориться, что все «нормально», и играла эту роль очень убедительно. Ты великолепна, – подчеркнула Таш.
Кейт улыбнулась. Она не привыкла к такой оценке своих чувств, тем более не ожидала комплимента.
– Как твои дела? – спросила Таш.
Наташа выглядела обеспокоенной.
– Я…
А как у нее дела? Трудно было сформулировать, но Кейт все же постаралась:
– Я в порядке. Мне нравится, как все здесь устроено. Я могу читать сколько угодно. Но, конечно, я скучаю… У меня было письмо от Лидии, но от Дома – ни слуху ни духу. Лидия сказала, что они собираются… Я думала, они…
Глаза Кейт вдруг стали влажными, в носу предательски защипало, а рот скривился в грустной гримасе.
– Я приходила к ним, – сказала Наташа.
На миг ее слова смягчили и успокоили Кейт.
– Ох! О, Таш!
Но затем в горле женщины образовался ком – от зависти, что Наташа общалась с ее детьми. У нее возникло сразу столько вопросов. «Это же мои дети! Почему ты с ними виделась, а я нет?»
– Доминик и Лидия, как и следовало ожидать, то злятся, то недоумевают. Но дела у них идут хорошо. Лидия прекрасно справляется с программой, она научилась вкладывать душу в то, что делает; очень сосредоточенный, уверенный человечек – этим она вся в тебя пошла. С Домиником история немного другая – от него-то можно ждать чего угодно. Но ведь твой сын всегда был таким, так что это нормально, – рассказала Наташа.
Обе они ненадолго вернулись мыслями к тому, какой жизнь была в Маунтбрайерз.
– Так будет не всегда, Кейт, и твоя сестра отлично справляется. Она каждый день старается поддерживать иллюзию того, что ты рядом, – то вставит фразочку в твоем духе, то расскажет историю из вашего с ней детства, ну, знаешь, всякое такое, – произнесла Наташа.
Кейт было так приятно это слышать.
– Спасибо, – сказала она. Слова прозвучали еле слышно от слез, которые катились по губам. Сердце Кейт болело как никогда. «Мои дети, мои крошки…»
Кейт широко улыбнулась и вошла в класс. Прошло достаточно
Контингент в тюрьме Марлхэм был разношерстным, но в основном ее обитательницы происходили из тех слоев общества, с представителями которых Кейт не имела дела никогда. Более восьмидесяти процентов заключенных были наркоманками, сидевшими за преступления, которые совершили ради очередной дозы. Они же были самыми словоохотливыми. Возраст их варьировался от восемнадцати до шестидесяти, но все рассказы были удивительно похожи. В каждом случае зависимость оказалась настолько сильной, что женщины просто сломались под ее гнетом. Чтобы добыть дозу, им пришлось продать все – часто и собственное тело. Большинство попадали сюда так часто, что уже могли бы обзавестись собственным черным ходом. Тюрьма, казалось, давала этим женщинам ту передышку, в которой они нуждались, – так они могли обо всем как следует подумать и дать самим себе обещания, которые все равно вряд ли смогут сдержать.
Особенно огорчали Кейт судьбы нескольких женщин, в жизни которых все, казалось, уже вышло из-под контроля. Кейт была уверена, что, если бы с ними в свое время оказался рядом кто-то, кто смог бы позаботиться о них и направить в нужное русло, они могли бы сейчас изучать искусство или учиться обставлять гостиницы – как Дом и Лидия, а не пялиться днями напролет на бесконечные мыльные оперы по телику и ржать над сокамерницами.
Когда Кейт пришла на свой первый урок, она почувствовала, что совершила какой-то очень большой и важный поступок. Конечно, аудитория была совсем не той, которую она представляла себе, когда получала диплом двадцать с небольшим лет назад, но все же она наконец преподавала, была кем-то. Более того, со временем ее уроки стали пользоваться популярностью. Теперь Кейт вышла на новый уровень!
В класс она вошла с нескрываемым удовольствием.
– Итак, девочки, Гамлет зовет! Надеюсь, вам точно так же, как и мне, не терпится вернуться к тому месту, где мы остановились на прошлой неделе, – а именно, к несчастной Офелии, которая, кажется, начинает сходить с катушек!
Всех собравшихся «девочек» отличали жажда познания и желание сбежать куда-то от скукотищи тюремной жизни. Их преподавательнице эти чувства были знакомы, пожалуй, даже слишком хорошо.
– Что мы думаем об Офелии? Сумасшедшая ли она? Или дело в чем-то еще? – спросила Кейт.
– Да, мне кажется, она чокнутая – какая нормальная баба стала бы мириться со всем этим дерьмом от Гамлета! – заявила Келли, одна из лучших учениц.
По кабинету прокатилась волна смешков.
Кейт тоже рассмеялась – правильных или неправильных ответов тут быть не могло, дискуссия была открытой.
– Мне нравится твой ответ, Келли. Конечно, ты права. Офелия, похоже, находится под контролем всех мужчин, которые ее окружают; она явно в положении жертвы. Даже сам Гамлет использует ее, чтобы отомстить. Я думаю, все дело в том, как мужские персонажи в пьесе в принципе относятся к женским; ее жизнь полностью контролируют ее собственные отец и брат. Как вы думаете, Офелия сходит с ума не из-за чувства ли вины, которое испытывает из-за якобы безумия Гамлета и убийства ее отца?