Что я сделала ради любви
Шрифт:
Чаз пренебрежительно дернула плечом:
– Нечего так на меня смотреть! Эрон все знает.
– Правда?
Такого Джорджи не ожидала.
– Если Чаз не будет учиться, – добавил Эрон, – значит, можно не тревожиться, что ее уволят. Она трусит.
– Чушь собачья!
Джорджи сдалась.
– Я слишком устала, чтобы разбираться с тобой. Уходи.
Чаз, естественно, с места не сдвинулась. Мало того, недовольно оглядела Джорджи:
– Похоже, вы опять худеете?
– Мне все кажется безвкусным
– Ну, это мы посмотрим.
Чаз устремилась на кухню, где долго топала, хлопала дверцами буфета и холодильника, и в конце концов поставила перед Джорджи салат из зелени и макароны с сыром. Еда успокоила желудок, но больше всего успокоили присутствие и хлопоты Чаз.
Джорджи едва не силком заставила Чаз позаимствовать у нее купальник и отправиться на пляж.
– Может, ты боишься воды? – ехидно заметила Джорджи, подначивая ее. Она знала, что Чаз терпеть не может обнажаться, но решила, что это послужит чем-то вроде психотерапии.
Чаз, очевидно, приняла вызов, потому что надела купальник, порылась в вещах Джорджи и нашла махровый пляжный халатик.
Эрон лежал на полотенце, читая какой-то идиотский журнал видеоигр. Когда они впервые встретились, он и близко к воде не подходил. Сегодня на нем были белые плавки с синей каймой. Ему все еще следовало бы сбросить несколько фунтов, но он ежедневно работал с весом и это было заметно. Теперь он также тратил деньги на приличные стрижки и контактные линзы.
Чаз уселась на край полотенца, спиной к нему. Халатик не доходил даже до середины бедер, и она поспешно подобрала под себя ноги.
Эрон отложил журнал.
– Жарко. Пойдем поплаваем?
– Не хочется.
– Почему? Ты же говорила, что любишь плавать.
– А сейчас не хочется, ясно?
Эрон уселся рядом.
– Я не собираюсь насиловать тебя только потому, что ты надела купальник.
– Знаю, – буркнула Чаз.
– Чаз, ты должна расстаться с прошлым. Оставить позади все, что с тобой случилось.
Она подняла палочку и потыкала в песок.
– А может, мне не хочется оставлять это позади? Может, наоборот, не следует ничего забывать, чтобы больше не попадаться в тот же капкан.
– Ты не попадешь, – заверил Эрон.
– Откуда тебе знать?
– Обычная логика. Скажем так: ты снова сломала руку или даже ногу. Неужели действительно считаешь, что Брэм тебя вышвырнет? Или что Джорджи за тебя не вступится? Или что я не позволю тебе пожить у меня? Теперь у тебя есть друзья, хотя об этом никогда не догадаться, если судить по тому, как ты с ними обращаешься.
– Но я ведь заставила Джорджи поесть, верно? И тебе не следовало говорить при ней, что я боюсь увольнения.
– Ты умна, Чаз. Все это знают, кроме тебя.
Она подняла разбитую раковину и провела острым краем по большому пальцу.
– Может,
– И что? Для чего существуют экзамены? Я же пообещал помочь тебе с занятиями.
– Мне не нужна помощь.
Если Эрон начнет помогать, сразу поймет, что она вообще ничего не знает, и потеряет к ней всякое уважение. Но он, похоже, прочитал ее мысли.
– Если бы ты не помогла мне, я по-прежнему бы оставался жирдяем. Каждый человек хорош в своем деле. Я всегда прекрасно учился. Теперь моя очередь вытаскивать тебя. Доверься мне. Я не буду и вполовину таким жестоким и злобным, какой была ты.
Она была жестока и злобна с ним, и с Джорджи тоже. Чаз вытянула ноги. Ее кожа была бледной, как у вампира, и она заметила одно местечко, которое пропустила при бритье.
– Прости.
Должно быть, извинение прозвучало фальшиво, потому что Эрон не оставил ее в покое.
– Давно пора перестать быть такой грубой с людьми. Думаешь, при этом ты выглядишь крутой? На самом деле ты кажешься мне жалкой.
Чаз вскочила с полотенца.
Эрон поднял глаза.
Она ответила яростным взглядом и сжала кулаки.
– Нечего казаться хуже, чем ты есть, – устало договорил Эрон, словно она смертельно ему надоела. – Давно пора вырасти и вести себя как взрослый порядочный человек. – Он медленно встал. – Мы с тобой лучшие друзья, но мне часто бывает стыдно за тебя. А как ты ведешь себя с Джорджи? Всякий, у кого есть глаза, видит, как ей сейчас плохо. Тебе вовсе не обязательно еще больше действовать ей на нервы.
– Брэму тоже плохо, – парировала Чаз.
– Но это не оправдывает твоей манеры грубо разговаривать с Джорджи.
Эрон выглядел так, словно был готов отказаться от нее. Чаз хотелось плакать, но раньше она покончит с собой, чем покажет ему свои слезы! Поэтому она сняла халатик и бросила на песок. Она чувствовала себя совершенно обнаженной, но Эрон смотрел только ей в лицо. Когда она жила на улице, мужчины почти никогда не смотрели ей в лицо.
– Ну, доволен? – крикнула она.
– А ты? – спросил он.
Она терпеть не могла свое тело и до смерти устала бояться. Бояться выйти из дома, бояться сдавать экзамены. Бояться всего на свете.
– Если я буду добра к людям, они обязательно меня используют, – выпалила она.
– Если кто-то попытается использовать тебя, значит, ты не должна иметь с такими людьми ничего общего, – спокойно ответил Эрон.
У Чаз озноб прошел по коже. Неужели обязательно должно быть так: все или ничего?
Она подумала о том, что сказал Эрон. Что отныне у нее есть друзья, которые обо всем позаботятся. Противно зависеть от посторонних людей, но, может, это потому, что ей никогда не приходилось ни от кого зависеть?