Что знал Сталин

Мерфи Дэвид Э.

Вяйне Таннер, один из руководителей Финляндии, с которым встречался Рыбкин, описал его как «энергичного, довольно приятного человека», который, как говорилось, «представлял ГПУ ‹…› государственную полицию СССР ‹…› в представительстве». Тот факт, что он был назначен поверенным в делах, «растопило ледок» в отношениях с финнами, которые знали Рыбкина как «секретаря миссии Ярцева». 14 апреля Рыбкин позвонил финскому министру иностранных дел Рудольфу Холсти и договорился о встрече в тот же вечер. Рыбкин сказал Холсти, что недавно получил полное полномочие своего правительства обсудить вопрос улучшения отношений с Финляндией. Правительство было озабочено, — сказал он, — что Германия может напасть на СССР. Одной из возможностей нападения будет высадка войск в Финляндии, за которой последует бросок в сторону Ленинграда. Склонная к политике нейтралитета, будет ли Финляндия противостоять этой германской агрессии или оставит высадку немцев без сопротивления? Во втором случае, советское правительство не будет ждать германского нападения, но войдет в Финляндию и вступит там с ними в бой. Если, напротив, финны планируют оказать им сопротивление, Советский Союз окажет экономическую и военную помощь и гарантирует вывести войска после войны. После дальнейшего обсуждения министр иностранных дел сказал, что ему необходимо получить согласие правительства для переговоров. ^[72]

72

Vaino Tanner «The Winter War: Finland against Russia, 1939–1940» (Stanford, 1957), vol. 3, 3–5.

В

июне Рыбкин встретился с финским премьер-министром А. К. Каяндером, заявив ему, что если Финляндия гарантирует, что не разрешит Германии иметь там баз, то Советское государство поможет Финляндии защитить себя от германского нападения. Когда Каяндер стал настаивать на расширении финско-советской торговли, Рыбкин ответил, что торговля должна будет подождать до заключения политических соглашений — необходимы финские гарантии, но какие, Рыбкин не конкретизировал. После этого Каяндер попросил члена комитета по иностранным делам правительства Таннера встретиться с Рыбкиным и попытаться уточнить советские предложения, которые все еще оставались секретными даже для советского посла и его штата. Соответственно, 30 июня Таннер встретился с Рыбкиным и попросил конкретизировать предложение. Когда они встретились снова 5 августа, Рыбкин ничего не сообщил, но высказал предположение, что может, было бы лучше перенести переговоры в Москву. Удивленный Таннер заметил, что это может привлечь внимание, и, соответственно, затруднит соблюдение секретности. Они снова встретились 10 августа, но у Рыбкина так и не было никаких предложений. Министр Каяндер посоветовал Таннеру сказать Рыбкину: «Финляндия всегда будет придерживаться политики нейтралитета северных стран; Финляндия ‹…› никогда не разрешит ни нарушения финской территориальной целостности, ни, соответственно, захвата любой великой державой плацдарма в Финляндии для нападения на Советский Союз». Таннер выполнил инструкцию Каяндера, но Рыбкин вновь заговорил о переносе переговоров в Москву. Затем 18 августа Рыбкин зачитал Таннеру заявление на «довольно слабом немецком языке». По существу, в нем говорилось, что СССР будет удовлетворен получением письменного соглашения, в котором говорится, что Финляндия готова отразить возможное нападение, и с этой целью принять советскую военную помощь. Советский Союз изъявит согласие на укрепление Аландских островов, если будет допущен принять участие в вооружении укреплений и проведении наблюдения за их использованием. Он готов гарантировать неприкосновенность Финляндии в пределах существующих границ, прежде всего, морских. В случае необходимости, Советский Союз окажет помощь Финляндии силой оружия. Москва «также одобрит исключительно выгодный торговый договор». ^[73]

73

Vaino Tanner «The Winter War: Finland against Russia, 1939–1940» (Stanford, 1957), vol. 3, 8–9. Аланские острова находятся в устье Ботнического залива между Финляндией и Швецией. Российская империя получила контроль над ними в 1809 году, Швеция недолго оккупировала их после русской революции, а в 1921 году Лига Наций отдала их Финляндии на условии, что они будут демилитаризованы. Позиция Москвы, что они согласятся на постройку укреплений Финляндией, если они также будут в этом участвовать, стало спорным. Так как Финляндия и Швеция имели совместные планы на острова.

В течение октября Рыбкин вел дополнительные переговоры с министром Холсти и получил от него чрезвычайно отрицательный ответ в письменном виде. По словам Таннера, это вызывало у Рыбкина только пожимание плечами, который заявил, что он сам «просто неопытный молодой секретарь». Последней попыткой Рыбкина была беседа с исполняющим обязанности министра иностранных дел Вяйно Войонмаа-Холсти покинул правительство 16 ноября. Когда Рыбкин продолжил настаивать на переносе переговоров в Москву, Войонмаа согласился на посещение делегацией Москвы в декабре 1938 года, использовав в качестве предлога торжественное открытие нового здания финского посольства. Рыбкин вернулся в Москву; его последним выступлением в этой драме было заявление финнам, что они «будут иметь возможность встретиться с высокопоставленным должностным лицом советского правительства». Этим «лицом» оказался нарком внешней торговли Анастас Микоян. Было похоже, что Наркомат иностранных дел ничего не знал о целях делегации, кроме открытия нового здания посольства. В результате, посол Финляндии в Москве А. С. Юрьо-Коскинен удалился и не принимал участия в переговорах, которые проходили в кабинете Микояна. На этих переговорах, проходивших 7 декабря, поднимались те же вопросы, которые вел в Хельсинки Рыбкин-Ярцев, и никакого соглашения достигнуто не было. ^[74]

74

Vaino Tanner «The Winter War: Finland against Russia, 1939–1940» (Stanford, 1957), vol. 3, 12–13.

Так закончилась авантюра Бориса Рыбкина в секретной дипломатии. Когда началась Зимняя война, он вернулся в Москву, где получил назначение начальником отделения Пятого отдела (внешней разведки) Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР. В феврале 1941 года Рыбкин был назначен начальником отдела теперь уже Первого управления вновь созданного Народного комиссариата государственной безопасности (НКГБ). В сентябре 1941 года направлен резидентом в Стокгольм, на этот раз под прикрытием советника посольства Бориса Ярцева. ^[75] Некоторые историки считают, что предложения, которые он продвигал, были на самом деле выдвигаемы Сталиным, как возможность улучшить оборону Ленинграда, не навязывая финнам неприемлемых условий. Однако, зная подход Сталина к переговорам такого типа, это кажется маловероятным. Скорее Сталин мог использовать трюк с Рыбкиным-Ярцевым для того, чтобы изучить позицию и отношения Финляндии без раскрытия своих конечных требований.

75

А. Колпакиди и Д. Прохоров, «Внешняя разведка России» (М. 2001), 341–342.

Однако до марта 1939 года советские руководители, действуя на этот раз по дипломатическим каналам, просили финнов сдать в аренду несколько островов в Финском заливе, «как защитных постов на подступах к Ленинграду». Финны отказали, ссылаясь на свой нейтралитет. Новый нарком иностранных дел В. М. Молотов вновь поднял этот вопрос 7 октября, предложив представителям Финляндии и СССР встретиться в Москве, чтобы продолжить переговоры. 9 октября финны заявили, что они направят в Москву финского посланника в Швеции Ю. К. Паасикиви. Ему будут даны полномочия обсуждать только передачу островов в Финском заливе в обмен на территориальные компенсации в других местах. Во время этой встречи и последовавших переговоров стало ясно, что минимальная позиция Сталина перекрывала все, что обсуждалось ранее, включая те переговоры, которые велись с Рыбкиным-Ярцевым. Требования Сталина включали использование острова Ханко как советской базы, передачи некоторых островов в Финском заливе и передвижения границы на Карельском перешейке на север. Эти требования были отвергнуты финским правительством. Обсуждения спорадически велись какое-то время, но 13 ноября финская делегация вернулась в Хельсинки. ^[76]

76

Таппег «Winter War», 28–32, 76–80.

В своих мемуарах маршал К. А. Мерецков, назначенный командующим войсками Ленинградского военного округа в феврале 1939 года, вспоминает свой визит в Москву к наркому обороны Ворошилову, который предложил ему оценить округ, как возможный театр военных действий. Это может указывать на то, что Сталин уже тогда

рассматривал использование против финнов военной силы. Мерецков нашел оперативные планы округа устаревшими, а его инфраструктуру не отвечающей требованиям. Он также заявил, что отсутствуют разведданные по «линии Маннергейма» — финским оборонительным сооружениям на Карельском перешейке — странное заключение, так как огневые позиции этой линии были спроектированы иностранными специалистами и напоминали элементы французских оборонительных сооружений. Рекомендациями Мерецкова, которые поддержал первый секретарь Ленинградского обкома партии и член Политбюро А. А. Жданов, было предпринять большие усилия для постройки новых дорог, аэродромов и укреплений. Когда стало ясно, что финны не собираются уступать советским требованиям и что война стала возможной, начальник Генштаба Б. М. Шапошников предсказал, что финнов будет нелегко победить, и рекомендовал, чтобы фронт был создан таким, чтобы смог прорвать «линию Маннергейма» — при необходимости, до самых Хельсинки. По каким-то непонятным до сих пор причинам, Сталин отверг его совет и передал всю операцию в руки Жданова, Мерецкова и Ленинградского военного округа. Оперативный план, разработанный Мерецковым, включал в себя прямое наступление на «линию Маннергейма» 7-й армией ЛенВО, в то время как 8-я армия будет наступать к северо-востоку от Ладожского озера в попытке окружить линию. Мерецков полагал, что ему удастся сломить финское сопротивление за 12–15 дней. ^[77]

77

Таппег «Winter War», 28–32, 84–88.

Как сообщило агентство ТАСС, 26 ноября финская артиллерия открыла огонь по советским пограничникам. Предположительно, было выпущено семь снарядов и, как было заявлено, «убито три рядовых и один младший командир Красной Армии, ранено семь рядовых и двое из командного состава». Советское правительство заявило протест, потребовав, чтобы финны отвели свои войска на расстояние 20–25 километров от границы. «Финны расследовали инцидент и выяснили, что финские пограничники слышали семь выстрелов и наблюдали разрывы снарядов на деревенской площади советской деревни, — писал один историк. — Пограничники решили, что орудие или орудия, которые произвели семь выстрелов, находились где-то в полутора километрах от места, где разорвались снаряды». Никакой финской артиллерии в данном районе не находилось. Если финский доклад является точным, то так называемый артиллерийский обстрел должен являться подготовленной советской провокацией. Так это или нет, но финская информация была передана советской стороне, которая ответила, обвинив финское правительство в совершении недружеского акта против СССР. Обвинение освободило советское правительство от обязательств по договору о ненападении между двумя странами. Теперь война могла начаться, что и произошло 30 ноября неожиданным советским нападением. ^[78]

78

William J. Spahr, «Stalin's Lieutenants: A Study of Command under Duress» (Novato, 1997), 221–223.

Между тем, на советской стороне были подготовлены уже другие мероприятия. 10 ноября 1939 года Отто Куусинен, эмигрировавший в СССР бывший руководитель Коммунистической партии Финляндии и член Президиума Исполкома Коминтерна, встречался со Сталиным «относительно финских дел». ^[79] Очевидно, на основании решений, достигнутых во время их бесед, 13 ноября Куусинен написал Арво Туоминену, генеральному секретарю Коммунистической партии Финляндии, который в то время жил в эмиграции в Швеции, предписывая ему как можно скорее прибыть в Москву. Как позднее писал Вяйно Таннер, Куусинен сообщил Туоминену, что «было необходимо прибегнуть к более сильным мерам в отношении Финляндии ‹…› того рода, какого финская Коммунистическая партия давно ожидала, и что Туоминен найдет, что его ожидает задание, которое сделает его очень счастливым». ^[80] Туоминен, отношение которого к Москве во время эмиграции очень изменилось, ответил 17 ноября, что он не может приехать. В скором времени он получил приказ из советской миссии в Стокгольме немедленно выезжать в Москву. Так как это не произвело никакого эффекта, то 21 ноября из Москвы прибыл курьер с письмом из Политбюро, в котором приказывалось вылететь на следующий день на московском самолете. Курьер сообщил, что создается финское «народное правительство», состоящее из финских эмигрантов, живущих в Советском Союзе. Куусинен будет президентом, а он — премьер-министром. Туоминен все равно отказался. Тем не менее, согласно коммюнике ТАСС от 1 декабря 1939 года в маленьком городке Териоки ‹с 1948 года Зеленогорск› на советско-финской границе была создана Финская Демократическая Республика (ФДР). ^[81]

79

Ivo Banac, ed., «The Diary of Georgi Dimitrov» (New Haven, 2003), 121.

80

Tanner «Winter War», 104–105.

81

Tanner «Winter War», 105. См. так же М.Ю. Мягков, «Мировые войны XX века» (М. 2002), кн. 4, 160.

2 декабря Москва объявила о заключении договора между ФДР и СССР, в соответствии с которым ФДР гарантировала СССР все, что тот требовал, и даже больше. Финские социал-демократы и другие политические партии полностью отвергали «марионеточное правительство Куусинена». ^[82] Почему Сталин создал ФДР? Было ли это просто намерением успокоить Лигу Наций заявлением, что это Финская Демократическая Республика попросила Советский Союз прийти ей на помощь? Если так, то оно не сработало, и 14 декабря СССР был единогласно исключен из Лиги Наций. Действительно ли Сталин верил — как сказал Вяйно Таннер, — что это будет простой прогулкой до Хельсинки, «где ‹…› русские войска будут радостно приветствоваться как освободители»? ^[83]

82

Tanner «Winter War», 105–106.

83

Tanner «Winter War», 104.

В соответствии с планом Мерецкова, 7-я армия двигалась на север против жесткого финского сопротивления. Вся финская пограничная охраняемая территория была сильно заминирована, укреплена и защищена; Красная Армия не могла сравниться с тепло одетыми, вооруженными автоматами «Суоми» финнами. Главные силы 7-й армии не смогли подойти к «линии Маннергейма» до 12 декабря. Этот укрепленный район начали строить в 1920-е годы, затем темп работ снизился и возобновился только в конце 1930-х. К лету 1939 года тысячи добровольцев приняли участие в строительстве. Говорят, что название «Маннергейм» было дано району иностранными журналистами, которым эту линию показали осенью 1939 года. Перекрывая весь Карельский перешеек, от Ладожского озера до Финского залива, она в большой степени опиралась на естественные преграды — реки и озера. Ее глубина достигала девяноста километров. Железобетонные огневые позиции были двухэтажными, артиллерийские и пулеметные амбразуры, так же как потолки и крыши, были покрыты броневыми плитами. Окруженная болотистой и густо заросшей лесом местностью, «линия Маннергейма» была буквально непреодолима для пехоты и бронетехники. Это явилось причиной отсутствия продвижения 7-й армии, в то время как 9-я армия, предполагавшая наступать на центральную Финляндию, оказалась в непроходимых лесах, преследуемая финскими лыжными отрядами, — причем некоторые ее подразделения, такие как 44-я стрелковая дивизия, были полностью окружены. Остаткам дивизии удалось уйти к советской границе, бросив вооружение и снаряжение. Некоторые наблюдатели оценивают советские потери начала декабря в 25 000 убитых.