Чтоб полюбить сильней...

Рябинин Борис Степанович

Если вы хотите послушать наших соловьев, отправляйтесь майским или июньским теплым вечером на одну из рек. Спадет дневной зной. Солнце опустится к горизонту. Не бойтесь докучливых комаров. Ждать вам придется не долго. Иногда соловьи начинают петь еще засветло и даже среди дня. Но своего апогея соловьиная песня достигает, когда смолкнут другие пернатые солисты. К великому сожалению, за последние годы в ближайших окрестностях Челябинска соловьи почти исчезли. Это объясняется уничтожением кустарниковой растительности на берегах реки Миасс. Меньше стало и черемухи, которую особенно любят соловьи. А не будь такого варварского отношения к природе, и вы и ваши дети хранили бы в своей памяти тихий вечер, угасающую зорьку, речку, обрамленную ивой и черемухой и бесконечные соловьиные трели.

Людмила Татьяничева

СТИХИ

ПО

ЗАПОВЕДНИКУ ЦЕЛЫЙ ДЕНЬ ХОЖУ…

По заповеднику целый день Хожу, Как в детстве, мечтая: Вдруг выйдет из чащи пятнистый олень, Ланей промчится стая. В царстве непуганых птиц и зверей Такое вполне возможно… По тропам, где хаживал Берендей, Ступаю я осторожно. Над речкой, отлитой из серебра, Сижу, грустней, чем Аленка… Не довелось мне увидеть бобра, Хоть раз взглянуть на лосенка, Встретиться с туром, С огневкой-лисой… Меж тем из сумрака елей Тысячи глаз с усмешкой незлой В упор на меня глядели.

КОПАЛУХА

Для иных история — старуха. А для нас она еще подросток. Вот опять лесная копалуха Залетела к нам на перекресток. И косится любопытным оком На летящий по шоссе автобус, На дома, что в телескопы окон По ночам разглядывают космос. Копалуха расправляет перья — Добрая непуганая птица. Город наш внушает ей доверье — Лучшее, чем можем мы гордиться! Я мечтаю о таком доверье, Чтоб от нас не ожидали лиха Ни цветы, ни травы, ни деревья, Ни олень, Ни тихая лосиха. И чтоб люди по ночам, спросонок, Тишину не слушали сторожко. Месяц будто белый медвежонок, Лапу протянул в мое окошко.

ЧТОБ ПОЛЮБИТЬ СИЛЬНЕЙ

Мы разучились Ездить в поездах. Теперь уж в нас Не вызывают робость Воздушных трасс Космический размах И звук опережающая Скорость. Мы разучились По лесу бродить. Забыли трав Певучие названья. И солнце перестало Нас будить, Входя бочком В подоблачные зданья. Оно кропит нас Золотой пыльцой. Река бормочет В медном горле крана. Родной природы Милое лицо Глядит нам в душу Грустно и туманно. Мы заняты. И мы всегда в пути. Нас подгоняет Точность расписанья. Но с каждым

годом У меня в груди Растет неодолимое Желанье: Не с самолета, Не с подводных крыл, Когда движенье Молнии подобно, — Отчизну всю, До тундры и Курил, Хочу узнать Масштабно и подробно. Бродить в лугах. Качаться на волне. Встречаться с солнцем На тропе рассветной… Хочу познать я Родину полней, Чтоб полюбить Сильней И беззаветней.

Григорий Устинов

ИКРЯНКА

Два года прошло, как Петр Капитоныч Батин ушел на пенсию. Да и пора. Шестьдесят семь лет стукнуло, сдавать начал.

Капитоныч был завзятым рыболовом. Всегда за удочкой отдыхал, сил набирался. Бывало, когда еще работал, уйдет перед выходным на речку Миасс с ночевкой. Другие, частенько, притащатся туда целой ватагой с водкой и шумными песнями. А уходя с берега обратно, оставят в примятой траве и поломанных кустах пустые бутылки, порожние консервные банки да обрывки газет. Полный разгром в природе учинят, загадят, замусорят берега красавицы речки.

А Капитоныч — не-ет. Он заберется с удочками в укромный уголок, да там и разговаривает со своими рыбками-друзьями…

— Опять, опять насадку сдернуть норовишь? Негодница. Ох уж эта проказница — серебристая плотвичка! Ага, вот так, так… Тяни смелее! Червячок отборный, специально в саду под малинкой выкопал. Стоп! Ого-о… — скажет рыболов, подсечет и вытащит на траву добренького линя либо тигристого окуня.

Полюбуется на добычу, посадит ее в сетку, что у берега к колышку привязана, и… оглянется. Уж не подсмотрел ли кто его рыбацкого счастья! Нет, тихо в кустах. Только вдали горланит подгулявшая компания…

Наловит так, бывало, хорошей рыбки, принесет домой, скажет жене:

— Сготовь-ка, Анна Степановна, поджарку! Да чтобы на постном масле, с луком и перчиком…

Мечта, мечта… А вот теперь, когда вышел в отставку, время свободного не занимать. Хоть каждый день у речки сиди. Но прежнего удовольствия не получалось. Перевелась, измельчала рыба в Миассе. Народу стало много, а рыбку-то не каждый бережет и ценит. Сначала здесь ловили ее ряжевыми сетями во время икромета, а потом, когда крупной не стало, понаделали мелкоячейных бредней и начали выцеживать даже мелюзгу. Одним словом, не рыбаки, а хапуги!

Сейчас все чаще получалось, что просидит старый рыболов на любимых местах весь день, заглянет в ведерко, а там только с десяток мелких окуньков, ельцов, плотвичек или пескарей барахтаются.

— Эх-ма-а! — вздохнет Капитоныч, сматывая удочки и собираясь домой. — Ну, что теперь делать? На озера подаваться? Но здесь, на Миассе, я полсотни лет рыбачу. Знаю все места. Направиться вниз, за ЧГРЭС? Пустое дело. Там разные заводы спускают в речку сточные воды, и рыба совсем перевелась.

* * *

Как-то в первой половине июля жена сказала Капитонычу:

— Сходил бы ты, старичок, на речку да порыбачил. Давно пирога из свежей рыбы не ели.

— Какая сейчас там рыба? Одна мелкота для кошки, — хмуро ответил Капитоныч.

— А ты сходи, испытай… Сам же всегда говорил, что рыбацкое счастье изменчиво. Вдруг хорошая и клюнет! Много ли нам надо? Килограмм рыбешки-то поймаешь — и пирог. Только обязательно рыбы неси, тесто готовить буду, — сказала Анна Степановна.

Постоял рыболов, подумал. Защемило у него под ложечкой, потянуло на Миасс с прежней силой… Авось, добрая рыбка появилась!

— Ладно уж, схожу, — согласился он.

Пришел Петр Капитоныч на место, забросил удочки. Вроде все кругом, как и раньше. Тихо катится речка, играя на солнце серебром мониста. Хрипло надрывается коростель на мокрых лугах. Шуршат крыльями синие стрекозы, гоняясь друг за другом у куртинки осок… А рыбы как не было! Тормошит и объедает насадку какая-то мелочь. Ловились только пескари сантиметров по десять-двадцать длиной. Вытащит Капитоныч такую добычу и разглядывает, словно в первый раз повстречался… Тело брусковатое, песочного оттенка. Глаза с желтинкой, а по верхней части туловища и плавничкам рассыпаны черноватые пятна. В углах рта по усику, а нос толстый, как… у знакомого кладовщика Семена Васильевича.