Чтоб полюбить сильней...

Рябинин Борис Степанович

Надо знать, что летом тундра — сущий рай, куда слетается множество всякой живности. Даже белый гусь, который давно выбит в других местах и не является больше объектом охоты, здесь еще гнездует большими колониями. За две недели 400, 500, 600 штук становились жертвами ненасытной страсти этого человека. Он убивал их просто так, ради удовольствия убить. Съесть их всех он не мог, часть раздаст знакомым, часть сгниет… Зачем?! Зачем он это делал? Азарт. Человек этот заслуживал презрения и, может быть, уголовного суда, но, к сожалению, оставался безнаказанным. Тундра — кто пойдет докажет! Не такие ли, как он, готовят нам перспективу, о которой предупреждал один видный ученый: если человечество не отрешится от своих убийственных наклонностей

и не возьмется немедля за ум, ему грозит остаться в недалеком будущем лишь в обществе крыс, мышей, воробьев и бактерий…

* * *

Поймать, убить, а иногда и позабавиться над слабым — древний инстинкт этот еще дремлет в человеке, но на то ты и современный цивилизованный человек, чтоб подавлять, удерживать свои инстинкты, направлять их в нужное русло.

Сцена на вокзале. Парень и пожилой мужчина, оба вроде бы приличные люди, и вдруг… стали жечь змею. Их окружили. Первая подала голос протеста уборщица. Правда, ею руководила не жалость к змее, а недовольство, что они сорят.

— Старый дурак, — накинулась она на пожилого, — еще нес из леса! Уж убил бы там, коли она тебе помешала!

Воробьиная стайка сидела на товарнике. Состав тронулся, воробьи взлетели и расселись на проводах. Парнишка лет восьми принялся швырять в них камнями, пока не согнал. Рядом сидели отец, мать, не обращая на это никакого внимания (а зря!). После мальчонка спросил родителей про змею:

— А зачем ее жгли?

— А куда ее…

Куда ее!

Удивительно: дух истребления господствует в человеке, когда он встречается со слабыми бессловесными тварями.

Эх, показать бы им самих себя, как они того заслуживали, пусть глянули бы в клетку с зеркалом…

Сказывают, в одном большом зарубежном зоопарке есть клетка, на которой крупными буквами написано: «Чудовище, которое уничтожает всех живущих». Вы подходите, смотрите — никого не видно, подходите ближе, вглядываетесь между железными прутьями, там зеркало, и — видите себя!

* * *

Однако не все таковы, и в этом есть великая надежда для нас. Какое удовольствие (нет, радость, счастье!) было видеть то, свидетелем чему я оказался однажды в Амурской области. В каком контрасте находилось это со всем тем, о чем рассказано выше! Дело тоже было весной. Только что прошел паводок на Амуре. Внезапно пришло тревожное известие: гибнут мальки, рыбьи дети.

На отлогом берегу Амура масса впадин, ложбин, высохших стариц, осенью и весной они заполняются водой, появляются озерца, озера, иные в ладошку, а иные и громадные, в них заходит из Амура рыба и мечет икру, после выклевывается молодь и вместе с отступающей водой уходит в реку. Начался бурный спад воды, а кто-то чересчур умный распорядился засыпать узкие протоки. Молоди некуда было податься, она обсыхала на суше.

Кликнули клич по школам, среди молодежи. И вот… Право, это напоминало времена гражданской войны, когда на комитетах комсомола вывешивались надписи: «Райком закрыт, все ушли на фронт». Все ушли на фронт — спасать рыбу! Мальков вычерпывали ведрами, бегом относили за перешеек и выливали в воду, именно выливали, впервые я видел, как рыба лилась сверкающей серебряной струей. Это была живая струя, состоявшая из тысяч и тысяч живых жизней. Ребята спасали жизнь! И это было прекрасно! Никто не замечал, что вода холодна и ведра тяжелы, притомились руки и спины.

Нет, меньше всего они думали о том, что рыбу можно съесть. Так надо! И этого было достаточно, чтоб ребята — парни, девушки, школьники — вложили себя целиком в спасение рыбьего стада, не пожалели ни сил, ни времени, ни одежды. Не остановило даже возможное недовольство родителей, — когда после они явились домой перемокшие, в грязи, в ботинках хлюпает. Но что значило все это в сравнении с чувством удовлетворения от сделанного.

Трагический эпизод разыгрался на одной из Волжских ГЭС в первое половодье после пуска

гидростанции. На льдинах с верховьев принесло стадо лосей, шесть голов. Они подплывали к плотине и обрушивались в нижний бьеф. Некоторые потом показывались, но к берегу их прибивало уже мертвыми. Сбежался народ. Как помочь зверям? «Вон! Вон!» — кричали, завидев очередного подплывающего и обреченного бессловесного великана. Их отпугивали, кричали, шумели. Лоси кидались в воду и плыли к берегу, но там шум, движение людей, машин, поворачивали их обратно, быстрое течение (подхватывало, начинало вертеть и бросало в проран, в бездну. Спасти не удалось, но не забудется волнение людей, которые, кажется, сами готовы были нырнуть в холодную воду, только бы отвести гибель неминучую от лесных дикарей…

Нечто подобное получилось на рассвете у шлюза Камской гидроэлектростанции. Надо представить удивление шлюзовиков, когда они неожиданно обнаружили в первой камере лося. Видимо, в сумерках он переплыл с правого берега Камы на левый, преодолев водную гладь шириной около двух километров; потом, выбравшись на откос шлюза, попасся, пощипал свежей зеленой травки; и все, вероятно, было бы хорошо, не прояви незваный гость излишнего любопытства. Подойдя к краю камеры, лось заглянул вниз, потянул ноздрями воздух, и вдруг ноги поехали: откос был очень скользкий, копыта оставили широкие борозды, но сдержать падения не смогли — сохатый свалился прямо в канал.

Но на этот раз люди действовали более умело, не растерялись. Они открыли ворота камеры, зверь, сообразив, поплыл наперерез волне и свежему ветру, его сопровождал катер. У берега история чуть было не повторилась — лось никак не мог выбраться на крутизну, но люди еще раз пришли на помощь, почти на руках вынесли его. Благодарно глянув на них, он пошел к лесу…

Вспоминается также, как чабаны в горах спасали овечью отару. Разбушевалась непогода, грозовой ливень наполнил до краев быструю речушку, она вышла из берегов и преградила путь стаду. Чабаны вошли в воду и, ухватившись крепко за руки, стали переправлять испуганных животных по живому мосту. Овцы упирались — боязно! — а вода людям была по горло, хлестала в лица, заливала рты; кого-то оторвало и понесло, но он успел ухватиться за камень и затем снова стал помогать товарищам. Подталкивая и поддерживая, чтоб не сорвал свирепый поток, переправили всех маток и ягнят…

Думается, что эти люди — взрослые и школьники, животноводы и энергетики — показывали пример хозяйского отношения.

Амур и Кавказ, Урал и Дальний Восток — далеко друг от друга, но чувства были одинаковые, наши, советские, и желание одно — сделать то, что должен сделать каждый, не дать пропасть добру.

* * *

В субботний день всей семьей спозаранку мы приехали за город.

День был тусклый — близилась осень. Похолодало. Насобирав сухих веточек, мы развели костер и стали печь картошку.

И вдруг, как гром с ясного неба, требовательный голос:

— Товарищи, потушите костер!

Мы так увлеклись, что не заметили, когда они подошли к нам: взрослый и трое подростков-мальчишек. Костерок наш был небольшой и укрыт от ветра, но сизый дымок выдал. Старший, видать, руководитель, командир отряда. Я поднял голову и…

— Слава!..

Чуть смущенный этой неожиданной встречей, а точнее строгим тоном, каким только что разговаривал с нами, он тоже приветствовал меня по имени. Слава! Так, как равные с равным, называли его запросто ребята, хотя он уже давно был писателем, пишущим для детей, к книги его знала юная читательская братия далеко за пределами его родного края. Но, помимо того, что писал книги, он еще постоянно возился с ребятней, организовывал клубы по интересам, ходил вместе с пионерами в походы, охранял с ними природу. И вот случай свел нас, точнее — не случай, а наш костер. Все были одеты по-походному, не страшна никакая непогода, у всех переметные сумы с провизией, отправились надолго.