Чтоб знали! Избранное
Шрифт:
Что-то очень грустно мне. Какой-то мрак внутри и снаружи. Ты знаешь, впервые, пожалуй, моё одиночество меня не радует, а угнетает. Хочется близкую душу. Ан нету. Кругом одни соседи.
Очень тронут твоим посвящением. Спасибо. Настроение в этом стихе – точно как у меня сейчас. И намешано именно так, как у меня в голове и в жизни. В общем, прямое попадание.
Твои последние стихи, как и прежние, притягивают и интригуют. Однако, хотя это звучит хрестоматийно, но лично я пока не могу принять матерных слов в поэзии. Эти две вещи для меня несовместимы. Матерное
Когда я вижу мат в стихах, стихи для меня превращаются просто в порнографию, и я не могу относиться к ним серьёзно.
Слова «пизда», «хуй», «ебля» стали значками, абстрактными обозначениями и перестали быть чем-либо иным, кроме знака непристойности или брани.
Набоков сумел как-то обойти мат и придумал свои слова, например, «скипетр». Да ты и сам знаешь, что русская литература оказалась одной из самых целомудренных.
Наверно, был какой-то смысл в том, что эти слова стали бранными.
Но всё-таки немного уже начинаю к ним, таким, привыкать. Кто знает, может, и впрямь лет через двадцать изменятся нравы, и тебя уже все назовут революционером в поэзии.
Опиши мне свой последний день с Карен, если будет настроение.
Сергей
Ты пишешь, что слова «хуй», «пизда» – бранные, и, вследствие этого, всякая попытка за них браться якобы обречена на провал. Более того, ты предлагаешь выдумывать новые слова для их обозначения, ставя в пример Набокова с его «скипетром».
«Пизда», по сути дела, звучит так же абстрактно, как и «дикая роза». Эти слова не в состоянии ничего описать, а лишь толкают воображение в определённом направлении: одно – сильно, а другое – слабо.
Есть такая шутка. Заключённые сидят десять лет в тюрьме, перерассказали друг другу все анекдоты и выучили их наизусть. Поэтому они их пронумеровали, так что вместо того, чтобы заново рассказывать известный анекдот, рассказчик просто называет его номер, и все смеются.
То же самое со словом «пизда». Оно как номер чего-то всем известного, и, называя это слово, у всех возникает перед глазами знакомый образ.
Отличие слова «пизда» от «дикой розы» состоит в том, что «пизда» не претендует ни на какой побочный смысл и не сравнивает пизду ни с чем, а указывает на неё пальцем. В «приличном» обществе запрещены к употреблению такие слова, которые не оставляют сомнения в их смысле. Многозначность всегда даёт путь к отступлению, тогда как однозначность вынуждает на необходимость действия, которое в данный момент может оказаться неуместным.
Всё это напоминает дипломатические переговоры враждующих сторон через посредников. Враждующими сторонами являются ум человека и его половые органы. Ум в состоянии признать публично существование половых органов и их требования, но только через посредников – через слова, причём такие, которые не будут прямо называть враждующую сторону. Человек всячески старается скрыть существование конфликта. Посему переговоры, которые ведутся многозначными словами, можно всегда представить как не имеющие никакого отношения к половым органам.
Если же убрать посредников, то враждующие
Ум склоняет различные части тела на свою сторону, но в какой-то момент они предают ум и переходят на сторону половых органов. Руки выступают против половых органов, создавая тексты протестов против порнографии, а между тем эти же руки тайно занимаются мастурбацией. Рот вопит о вреде порнографии, а потом принимается за минет.
Я считаю, что мат предпочтительней использоватъ в письменной поэзии и литературе, чем в устной речи. Вся его меткость прямоты транжирится голосом. Так что мат не то что должен считаться непечатным, а наоборот – только печатным, а не произносимым.
Кстати, сленг и жаргон меняются у каждого поколения, и только мат живёт столетия без изменения: «хуй», «пизда» и «ебля» – это неразменная монета языка, его золотой запас. Он представляет собой конечный, тупиковый смысл, уточнять который становится более невозможно. Трудно себе представить дальнейшее развитие языка, при котором будут найдены ещё более точные слова и слово «ебля» станет восприниматься как иносказание.
Используя три «ключевых» слова, в России можно легко изъясняться. Вот простейший пример:
«Как хуй ни выябывался, а ёбся он хуёво. Сначала пизда пиздела, мол, хуё-моё, и хуева поебень, а потом как захуярила, что хуй аж опизденел. А пизда уж совсем охуела. Заебла хуй в пизду. Хую остопиздело, но пизду не наебёшь. Не пизди – не хуя тут, доябывай или уябьюай. А то пиздюлей захуярю! Хуй отпиздярил её охуительно, но вскоре накрылся пиздой».
Далее ты говоришь, что был некий смысл в том, что эти слова стали бранными, мол, надо было – и вот бранные слова изобрелись.
Что ж, давай поговорим и про это. Слова «изобретались» поначалу для обозначения объекта или действия и лишь потом стали принимать эмоциональную окраску в зависимости от того, каково было ощущение от объекта или действия. Естественно, что эмоциональная окраска менялась вместе с изменяющимися ощущениями. Очевидно, что слова «хуй» и «пизда» образовались не из желания похулиганить, а из желания обозначить органы тела и их взаимодействие, которые, между прочим, дают человеку величайшее наслаждение. Я думаю, что не будет большой натяжки, если предположить, что изначальная эмоциональная окраска этих слов была весьма восторженной. В языческие времена люди относились к сексуальной жизни естественно, то есть радостно. К примеру, латинское слово fascinate, обозначающее «хуй», имело смысл «волшебный Дух».
Потом явилось христианство, и с собой оно принесло идею «порочности» половой жизни, греховности плоти. Образцом поведения стало считаться подавление сексуальных желаний. Вследствие этого половые органы превратились в изгоев, и само их упоминание стало звучать оскорбительно. В языческих культурах, кстати, и по сей день отношение к сексу, как к таинственному празднику, а не как к неизбежному греху. Посему «хуй» и «пизда» звучат как брань лишь потому, что христианство исковеркало отношение человека к самому себе.