Чтобы царствовал один в мире Черный Властелин
Шрифт:
Зайдя в караулку, он наподдал ногой кастрюлю и тихо, почти шепотом, сказал всего одно слово:
— Закончили!
Какое-то время процесс еще продолжался по инерции, но все же скис. Тюремщики вскочили по стойке смирно, даже не заправив свое хозяйство в гульфики. Оглядев их, Слава потребовал:
— Ключ! И приведите себя в порядок, смотреть противно. Нашли место и время.
Подняв решетку, он присел рядом с Аней на корточки, провел указательным пальцем по внутренней стороне ее бедра. Она попыталась сжать ноги, но его ладонь легко преодолела сопротивление мышц. Пальцы скользнули
— Ну как, прекрасная Анна, — Слава наклонился к ней, — не хочешь смягчить свою участь?
Ее лицо скрывала темнота, но широко открытые глаза ловили отблески факелов, и Славе показалось, что они светятся, как у кошки. Аня молча смотрела на него, не отрываясь, и он вспомнил, как они стояли по две стороны расщелины в лесу. Вот так же — глаза в глаза. Только тогда в его взгляде было щенячье «простите, не бросайте, возьмите с собой», а сейчас он смотрел на нее с желанием раздавить, сломать, подчинить себе.
— Эй, Базилио, — крикнул он. — А твоя подружка вся мокрая. Я же говорил, что ей все равно с кем, где и когда. Стоит дотронуться — и вся течет. Развязал бы ей ноги, но мало ли что. Ну так рот-то у нее не заклеен, правда?
То, что Вася ответил, Славу только развеселило, но смех его тут же погас. Было в Анином взгляде что-то такое, что гипнотизировало, затягивало в темноту, лишало воли. Он с ужасом понял, что не подчиняет, а подчиняется. Почувствовал себя маленьким, жалким, слабым. Она сидела на полу, связанная по рукам и ногам, прикованная цепями к стене, с ней можно было сделать что угодно — избить, изнасиловать, убить, но он все равно остался бы таким же жалким трусливым ублюдком.
Слава встал, вытер руку об штаны и сказал сухо:
— В шесть утра тебя казнят. И не надейся, что это будет легко и быстро. Сначала отрубят руки — по одной. Потом ноги. Потом распорют живот и вытащат внутренности. Но ты умрешь не сразу. Пока будешь подыхать в полном сознании, твои кишки сожгут у тебя под носом. И только потом отрубят голову. Которая еще месяц будет красоваться на шесте под окошком у твоего трахаля. А тебя, дракон, не казнят, нет. И не надейся. Ты будешь гнить здесь весь остаток своей жизни. Драконы ведь живут долго, правда? Ах, да, я забыл, ты же еще и эльф, ты будешь жить вечно. Значит, и сидеть здесь будешь вечно. Это будет такая новая традиция Темного королевства. Тюрьма разрушится — переведут в другую. Королевский тюремный дракон — чем плохо?
Он вытащил факел из крепления и пошел по коридору к лестнице. Ярость грызла изнутри стальными зубами. Но вместе с этим хотелось сесть на пол и заплакать от досады и обиды. От того, что он такой жалкий и слабый. Черный Властелин, твою мать. Вот где насмешка судьбы — даром, случайно получить пусть номинальную, но все же власть, оставаясь при этом маленьким слабаком. Слабаком, которого не боится и презирает даже девка, чью жизнь и смерть он держит в руках.
«Чтобы царствовал один в мире Черный Властелин», — крутилось в голове раз за разом, снова и снова, как заевшая пластинка. Откуда это? Из книги какой-то? Он никак не мог вспомнить.
Войдя во дворец, Слава отправил первого попавшегося стражника за главой Госбезопасности.
— Немедленно! —
Глава Госбезопасности появился через полчаса — помятый со сна, с пуговицами дублета, застегнутыми наперекосяк.
— Ваше Темнейшество? — поклонился он, с трудом сдерживая зевок.
— Казнь заговорщицы — в шесть утра. Сегодня в шесть утра.
— Но, Ваше Темнейшество… К чему такая спешка? Надо ведь все подготовить. Оповестить народ. Да и в шесть утра — это же так рано, люди еще будут спать.
— Я сказал, ровно в шесть утра! — Слава заорал, как истеричная баба, едва сдерживаясь, чтобы не затопать ногами. — Сегодня! Немедленно все приготовить! Отправить глашатаев кричать под окнами, сгонять силой тех, кто не захочет!
— Слушаюсь, Ваше Темнейшество, — глава Госбезопасности опустил глаза, в которых Славе почудилось брезгливое недоумение. — Сейчас же распоряжусь. Прошу прощения, только заговорщицу казнить? А дракона?
— Дракона нет.
— Изволите его помиловать? — брови главы Госбезопасности взлетели к границе скальпа.
— Ни в коем случае. Будет сидеть в тюрьме пожизненно. То есть вечно. Я его хорошо знаю. Для него это будет пострашнее казни.
— Вы проницательны, Ваше Темнейшество…
— Свободны!
Оставшись в одиночестве, Слава снова начал ходить по кабинету взад-вперед. Его словно на две половины раздирало. Одна его часть по-прежнему бесилась, накручивая себя все больше и больше. Его словно преследовал Анин взгляд из темноты — смутно белеющее лицо и отблески света в глазах. Хотелось избавиться от этого наваждения, как можно быстрее, навсегда. Но вторая половина продолжала скулить, как побитая собака.
Он подошел к окну, посмотрел вниз. Нет, невысоко, он уже выпрыгивал из него, когда пытался скрыться. Разве что ногу сломаешь, если неудачно. Впрочем, даже будь высоко, он все равно никогда не решился бы. Потому что трус. Жалкий трус.
В столовой Слава открыл шкаф с напитками, достал графин любки — крепкой настойки с резким цветочным запахом. Он терпеть не мог все это сладкое липкое пойло, пахнущее парфюмерией, но сейчас ему было все равно. Лишь бы задурманило. Лишь бы не думать, не чувствовать себя таким униженным, раздавленным. То, чего он хотел для Ани, бумерангом вернулось к нему самому. Как будто эта ведьма на лету поймала его мысли и швырнула обратно.
Он пил большими глотками, захлебываясь, капли падали на рубашку, пробирались под нее, щекотали кожу, как чьи-то горячие прикосновения. Голова закружилась. Он зажмурился, и под веками вспыхнули яркие цветные пятна. Сквозь них снова проступило Анино лицо. Ночь на озере. Ее запрокинутая голова, опущенные ресницы, приоткрытые губы. Нежная кожа под подбородком, горло, в лунном свете похожее на сливочное мороженое — хотелось лизнуть его, попробовать на вкус. Ее грудь в ладонях — высокая, упругая, твердые соски чутко отзываются на малейшей прикосновение. Она была так близко, такая… доступная, и на секунду ему показалось… что? Он не мог вспомнить — или не разрешал себе этого сделать?