Чтобы царствовал один в мире Черный Властелин
Шрифт:
Слава свернул за угол и нырнул в лабиринт кривых темных переулков, в которых заблудился бы даже сам Тезей с путеводным клубком Ариадны. Впрочем, и Слава тоже заблудился. Он сворачивал то направо, то налево, и только по далекому гулу мог определить, удаляется от площади или снова к ней приближается. Наконец за крохотным церковным садиком показались унылые заводские здания и складские ангары — там начиналась промзона, где можно было спрятать целую армию. Петляя между грудами ржавого железа, подлезая под ограды из рабицы, он выбрался в самый конец набережной, где сквозь разбитые гранитные плиты буйно пробивалась трава. Эграния текла здесь лениво, отливая всеми
Местность, унылая и безлюдная, просматривалась на сотни метров во все стороны. Укрыться, если что, было абсолютно негде. Оглядываясь поминутно, Слава дошел до того места, где набережная растворялась в прибрежных кустах, и спустился к реке, чтобы обойти корпуса скотобойни и мясокомбината. От тошнотворного запаха его замутило, да так, что пришлось дышать в подол рубашки. Страшно хотелось пить, но на воду из Эгрании мог польститься только самоубийца, который перед смертью по странному капризу решил основательно помучиться.
Насколько он помнил, за городом река уходила в болотистые леса и текла куда-то по направлению к границе. В принципе, он мог идти по берегу, но вероятность, что его рано или поздно сцапают, была слишком велика. Тем более, по следу наверняка пустили розыскных собак, у которых принцип один: «пленных не брать». Самым разумным было бы отсидеться где-нибудь с недельку, в таком месте, где точно не будут искать. Эх, были бы крылья, как у дракона…
От одной мысли о том, что Аня с Васей смылись и что он фактически сам, своими руками, обеспечил им побег, хотелось выть. А ведь все было просчитано. Кроме, как оказалось, двух мелочей. Что глава Госбезопасности узнает таймер, лежавший в столе Властелина, и что нежная фиалка Анечка умеет материться, как команда из пьяных боцмана, извозчика и сапожника. Хотя… она же прапорщик, чего уж там! Если бы знать, что в регламенте есть такое положение. При нем ни одного подобного случая не было.
Впереди в береговом откосе что-то темнело. Подойдя поближе, Слава увидел выход огромной трубы — канализационного коллектора. По идее, из него в реку должны были стекать кое-как очищенные сточные воды, но сейчас труба была практически сухой, только по самому дну тут и там виднелись влажные пятна.
Подумав, Слава поднялся вверх и вернулся к концу набережной. Там прошел еще немного по граниту, снял ботинки и спрыгнул в воду, которая у берега едва доставала до колена. Ободранную лодыжку словно кислотой обожгло. Шипя от боли, он шел по воде обратно, ощупывая перед собой дно, чтобы не наступить на стекло или ржавую железяку. Край трубы немного не доставал до воды, но он все- таки дотянулся — лишь бы не оставлять на земле следов. Конечно, надежда на то, что собаки, дойдя до коллектора, вернутся на набережную и там потеряют след, была наивной. Скорее всего, стражники вернутся обратно и запустят псов в трубу, но все равно это давало хоть какую-то фору.
Коллектор был огромным, и он вполне мог выпрямиться в полный рост. Каждый шаг отзывался гулом и множил эхо. Пару раз ему чудился какой-то шорох, и он останавливался, прислушиваясь. Труба уходила далеко в темноту, вскоре вокруг стало темно, как в могиле, и только далеко сзади маячила светлая точка. Внезапно ему показалось, что слева темнота стала не такой плотной, как будто туда уходил еще один коридор, освещенный где-то вдалеке. Он наклонился и вместо округлой стенки трубы нащупал прутья решетки.
Под ногу попало что-то отвратительно мягкое и скользкое, башмак поехал, и Слава схватился рукой за решетку. Но стоило
— решетка вернулась на место. Далеко впереди действительно было чуточку светлее, хотя разглядеть что-то было все равно невозможно.
Поднявшись на ноги, он подергал решетку, но она не открывалась. Видимо, от его толчка сработал какой-то потайной механизм, а потом решетка снова захлопнулась. Путь обратно был отрезан. Впрочем, возможно, и к лучшему. Если его преследователи заберутся в коллектор, они не смогут попасть в этот коридор — если, конечно, не знают секрет. Или у кого-нибудь нет ключа. Но даже если есть, все равно он пока впереди. Надо уходить, и побыстрее. Правда, оставался еще интересный вопрос, куда его выведут эти ходы и выведут ли вообще, но об этом Слава решил пока не думать.
В отличие от широкой и высокой главной трубы, этот проход был узким и низким. При своем не самом великанском росте Слава едва не задевал макушкой потолок. Да и в ширину хватало согнутых в локтях рук, чтобы дотронуться одновременно до обеих стен, сырых и противно скользких. Под ногами хлюпала липкая густая грязь. То и дело в стороны отходили еще какие-то отнорки, но он решил идти прямо.
Ему казалось, что прошло уже не меньше часа, а то и больше, но, как ни странно, свет не приближался. Может быть, он падал из вентиляционных отверстий или боковых ходов. Слава начал паниковать. Конечно, всегда можно было вернуться обратно, но что толку, если не удастся открыть решетку. Оставалось только идти вперед — до победного конца. Ну, или тихо сдохнуть в этой клоаке.
И вдруг проход кончился, как будто ручей впал в небольшую речку. Это была уже не канализация, грязная и вонючая, а вполне так приличный каменный коридор, на стене которого горел закрепленный факел. Впереди начинался пологий подъем, а справа, в глубокой нише, оказалась массивная деревянная дверь, окованная металлическими полосами.
Любопытство дергало за штаны, требуя выяснить, что прячется за этой самой дверью, однако здравый смысл настоятельно рекомендовал идти дальше, не останавливаясь. Поколебавшись секунду, Слава согласился с тем, что лучше не лезть на рожон. Но стоило ему сделать несколько шагов, как дверь за спиною скрипнула. Он обернулся — никого. Тишина, только потрескивание чадящего факела. Пожав плечами, Слава пошел дальше, и вдруг свет погас, как будто пламя задуло порывом ветра.
— Кто здесь? — спросил он, чувствуя себя идиотом из дешевого ужастика.
Тишина была живой, дышащей. Кто-то стоял совсем рядом и наблюдал за ним. Скрипнул по камню песок под чьей-то ногой — раз, другой. Шаги приближались, осторожные, крадущиеся. Слава прижался спиной к стене, чтобы не напали сзади, выставил вперед вытянутые руки. По ним и пришелся первый удар. От неожиданности и боли он согнулся, и тут взорвался болью затылок, за которой пришла еще большая темнота — густая и липкая, как гудрон.
Когда Слава очнулся, по глазам ударило светом. Это был все тот же тусклый, мигающий и коптящий факел, но его пламя показалось ярким, как атомный взрыв. Голова разрывалась от боли, все вокруг кружилось, к горлу подступала тошнота. Как будто он снова очнулся после падения в ручей, попав в Темное королевство. Буквально по миллиметру повернув голову, Слава увидел, что дверь — толстенная, как в бомбоубежище — открыта. Сам он полулежал, привалившись к стене, со связанными за спиной руками. Впрочем, и ноги тоже были стянуты по лодыжкам толстой веревкой.