Чтобы не причинить боль

Уитни Диана

— А ты этого хочешь?

— Да, наверно. — Она улыбнулась и скорчила рожицу. — Если ты хочешь.

— Мне еще ничего в жизни так не хотелось, — прошептала Си Джей, раскрывая объятия. Девочка колебалась только одно мгновение, после чего бросилась к женщине и крепко ее обняла. Си Джей почувствовала ком в горле, уловив сладкий запах земляничного шампуня от волос Лизы, заплетенных в косичку. Она ощущала тепло ребенка, и пустота в ее сердце заполнялась быстро, слишком быстро.

От подножия

холма Ричард с трепетом наблюдал за трогательной сценой. Вот чего была лишена его дочь все эти годы — женской ласки, материнской любви, эмоциональной поддержки, которую даже самый любящий отец не мог ей предоставить.

А Си Джей дала ей все это. Она инстинктивно поняла, что было необходимо в этот момент, и просто раскрыла объятия. Предложила любовь. Так просто, незамысловато и бесценно.

Внутри его сломалась какая-то преграда. Чувства захватили его, дыхание остановилось. Он не понимал, что происходит с ним, с его ребенком, но знал, что это прекрасно.

Их жизнь коренным образом изменилась. И это тоже было прекрасно.

Ричард поправил лампу и склонился над столом, на котором лежали разобранные часы. Пинцетом он установил на место крошечное колесико и затянул миниатюрную гайку. Часы затикали. Но они шли еще неточно. Теперь надо было подправить таймер. Это была его любимая процедура. В этих деталях было что-то особенное. Ричард любил детали.

Звук собачьих когтей, стучащих по паркету, отвлек его внимание. Рэкс вышел из кухни, с его косматой бороды капала вода.

— Решил попить на ночь?

Рэкс зевнул и сонно посмотрел в коридор. До Ричарда донесся голос его дочери, что-то говорившей за дверьми своей спальни.

Он выпрямился, поднялся и подошел к спальне дочери.

— И тебе совсем не нужно волноваться, — серьезно говорила та. — Твой папа любит тебя больше, чем всех других во всем мире.

Нахмурившись, Ричард замедлил шаги, осторожно подглядывая в приоткрытую дверь. В центре полукруга из кукол сидела Лиза, на ее руку была надета кукла-мудрец, беседовавшая с Пиноккио.

Лиза запищала, изображая Пиноккио:

— А что, если он любит кого-нибудь больше?

Девочка завертела рукой с бородатой куклой и понизила голос, отвечая за мудреца:

— У пап хватает места в сердце для многих людей, как и у собак, но они никого не любят так, как своих детей.

— Но что, если я сделаю что-нибудь плохое и он уйдет? — запищала Лиза-Пиноккио.

— Папы никогда не уходят, — настаивала она, вертя рукой с куклой, а потом запищала, отвечая сама себе: — Иногда они уходят. У нас в классе много детей, которые никогда не видели своих пап, и им очень грустно.

— Твой папа тебя никогда не бросит, — ответила

Лиза-мудрец. — Он любит тебя больше, чем любила мама, потому что она ушла, а он — нет.

Ричард отошел от двери. Ему надо было собраться с мыслями после услышанного. Он глубоко вздохнул раз, другой. В голове не укладывалось, как это он раньше не понял, насколько сильно Лиза тосковала о матери.

Как она нуждалась в матери.

Но не просто в любой матери.

Вздохнув еще раз, Ричард прочистил горло и вошел в открытую дверь:

— Пора баиньки, ягодка.

Она посмотрела снизу вверх, ничуть не удивленная его появлением.

— Хорошо.

Он хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Он откашлялся, пока Лиза собирала кукол и бережно расставляла их по полкам. Через минуту он попытался снова:

— Тебе нравится Си Джей, правда, ягодка?

Ее плечи слегка напряглись, рука на секунду задержалась в воздухе, прежде чем она взяла игрушку-сову и усадила ее на стул.

— Си Джей — моя подруга.

Облегчение разлилось теплой волной по его телу, и он не смог сдержать улыбку. Это был тот ответ, который он хотел услышать, который был ему нужен, которого он ждал. Возможно, именно поэтому он обратил так мало внимания на то, как его дочь выделила слово « моя».

Это была ошибка, о которой ему потом пришлось пожалеть.

Бобби на секунду оторвала взгляд от противня, с которого она ссыпала в миску теплое шоколадное печенье.

— Ты уверена, что не хочешь надеть тот сексуальный шелковый брючный костюм, который купила на прошлой неделе?

— Я тебе третий раз говорю — нет. Мне и так хорошо.

— Ну понятно, тебе нравится быть одетой как сейчас?

Си Джей удивленно взглянула на свой любимый тренировочный костюм, дополненный любимой же футболкой, вытянутой и поношенной, на которой красовалась надпись, гласившая, что «Главное у танцовщиц — это ноги».

— Разве что-то не в порядке?

— Ты выгладишь как бомж.

— И что? Когда я заканчиваю свои занятия в студии, мне очень нравится выглядеть как бомж в пижаме.

— В пижаме? Нет, нет, нет, ни за что, это совершенно недопустимо.

Кудахча без остановки, Бобби забегала по комнате так быстро, что очки соскользнули с ее внушительного носа. Она вернула их на место и одарила Си Джей белозубой улыбкой:

— Послушай, еще даже не время ужина, а ты говоришь о пижаме. Ты похожа на старую деву.

— Я и есть старая дева.

— Погоди-погоди! Тебе двадцать восемь.

Тяжело вздохнув, Си Джей плюхнулась на диван и положила голые ноги на кофейный столик.