Чтобы жить
Шрифт:
Когда очередная трасса со страшным треском срезает десяток ветвей над нами, чувствую, что на меня кто-то прыгает сверху, придавив к земле. Оглядываюсь - Кожедуб.
– Что ж ты, дважды Герой, а здесь отсиживаешься, - съехидничал я, - ты ж воевать должен, разносить врага в пух и прах...
– Ты, Сань, тоже Герой, так что и тебе не мешало бы в воздухе быть, парирует Иван.
– Мы - люди маленькие, единожды герои, - не унимаюсь я, - нам в щелях сидеть еще куда ни шло.
– Хорошо еще, щель-то нашел, - с грустью признается Иван, - а
В это время загорелся самолет Павла Маслякова, стоявший в стороне от капониров, - техники выкатили его, чтобы подготовить к полету.
– Ну, Беликов, ну копуха, погоди, кончится бомбежка - ответишь, - ругается Иван.
– Взлети он раньше, разве б лежали мы сейчас здесь - давно бы в воздухе были.
– Смотри-ка, - прерываю я Кожедуба, - к Пашкиному самолету кто-то ползет.
Да это ж сам Павел Масляков! Впрочем, спасти самолет - дело невозможное.
– Павел, давай назад, к нам!
– кричим мы ему.
Надо сказать, что летчик он был замечательный. Храбрый, опытный пилот и самолет свой берег как зеницу ока...
– Когда полз, хоть бы о нас подумал, - недовольно бурчит Кожедуб, - как мы без танцора Маслякова, если уж тебе самому летчика Маслякова не жалко.
А дело в том, что у Паши был неповторимый номер: "Два медведя, два слона" - грандиозный коронный танец, без которого не обходился ни один наш вечерний концерт после разбора. Танец этот был придуман самим исполнителем, который топтался с ноги на ногу, широко раскинув руки и качая головой на восточный манер. Номер этот вызывал бурный восторг летчиков. Паше пытались подражать, но безуспешно.
– Ладно, ребята, не ругайтесь, самолет больно жалко, - говорит Паша.
Наконец штурмовка нашего аэродрома кончилась. Длилась она в общем-то недолго - минут пятнадцать, только нам эти минуты ох какими длинными показались. Урон, правда, от бомб был незначительный: сгорел один самолет в соседнем полку Яков и наш Ла-7 Паши Маслякова.
Мы выбрались из укрытий. Кажется, все живы-здоровы.
...Что же касается главного виновника - Беликова, то он получил от комполка здоровый нагоняй. Вскоре по решению командования нашу часть было решено перебазировать в тыл на одну из заранее подготовленных площадок. Новый аэродром располагался прямо в лесу, на мягком грунте, взлетать и садиться приходилось осторожно, но все это окупалось тем, что теперь уже достать до нас немецкая артиллерия не могла.
Последние бои
Весной сорок пятого произошли два события, коснувшиеся меня непосредственно. Во-первых, Серега Крамаренко, в который раз нарушив свое "последнее" обещание, снова испытал очередной мотоцикл и, естественно, снова разбился. Сереге сильно влетело от П. Ф. Чупикова, а я на какое-то время остался без ведомого. Во-вторых, моторесурс двигателя моего самолета оказался исчерпанным и пришлось менять мотор.
– Не волнуйся, Саша, - успокоил меня Костя Зарицкий, - мотор сменим за ночь. Но летать, сам понимаешь, первое время надо будет
– Знаю, не маленький, - ответил я и пошел разыскивать Байду.
– Серега, надо облетать мой новый мотор, - сказал я ему.
– Ты как? В форме? Локти в порядке?
– Локти в порядке, - бодро заверил Крамаренко.
– Пень вдребезги.
– Ты после войны, Серега, в лесорубы иди. Опыт корчевания пней у тебя богатый, - посоветовал я.
– Спасибо, командир, - задумчиво ответил Байда.
– Ты знаешь, а я и ночей не сплю - все думаю, чем после войны заняться. А за меня друзья, оказывается, все решили.
– Не имей сто рублей...
– кротко заметил я.
– А имей такого верного друга, как А. С. Куманичкин, - ехидно уточнил Серега.
– ...Который думает о тебе дни и ночи и даже написал письмо в отдел кадров Онежского леспромхоза на предмет предстоящего трудоустройства своего ведомого Крамаренко.
– Но вреден Север для меня, - засмеялся Байда.
– Так мы летим, командир?
Через полчаса взлетаем. Барражируем над своим аэродромом, к линии фронта (она тогда проходила по Одеру) не идем. Прислушиваюсь к мотору, пробую его в различных режимах. Кажется, все в порядке. Да и в воздухе обстановка спокойная. С нашего аэродрома время от времени поднимаются пары - уходят на задание.
Так проходит минут десять. Мотор мне нравится - тяга отличная, работает четко, и я уж было решаю идти на посадку, как вдруг наземная станция наведения передает:
– Над Кюстрином - десятка "Фоккеров-190".
Кюстринский плацдарм в те недели войны был одной из горячих точек фронта. Противник удерживал город Кюстрин на правом берегу Одера, и это беспокоило наше командование, хотя развернуть войска для серьезного удара немцы не могли ввиду того, что плацдарм был слишком мал. Бои там шли ожесточенные, фашисты пытались поддержать свои войска, расположенные в Кюстрине, с воздуха.
Вот почему, услышав информацию с земли, я почти автоматически командую Сергею:
– Идем на Кюстрин.
– Я понял.
Набираю высоту и размышляю: мотор у меня новый, жалко его - техники старались. Неизвестно, как бой сложится. Нас ведь только двое. И хоть в бою перегрузки мотора неизбежны, надо постараться поберечь двигатель...
Между тем мы уже приближаемся к Кюстрину. Высота у нас приличная - 3000 метров. Идем со снижением - стараюсь разогнать машину, не давая максимального числа оборотов.
– Серега, цель выбирай самостоятельно.
– Понял, командир.
Прекрасный все-таки парень, мой ведомый. Ниже нас, на высоте 2000 метров, видим восьмерку "фоккеров" с подвешенными бомбами, перестраивающихся в правый пеленг. Время не ждет, ибо, закончив перестроение, они начнут сбрасывать бомбы на наши войска. Резко снижаемся, используя запас высоты, набираем скорость.
– Байда, атакуем замыкающую пару!
Быстро сближаемся. Противник нас не видит.
– Ну, сейчас вы у нас отбомбитесь!