Чтобы жить
Шрифт:
Бью по ведущему группы. Горит! Серега открывает огонь по второму самолету - "фоккер" переходит в беспорядочное падение. Гитлеровцы заметались: лихорадочно сбрасывают бомбы на свою территорию. Так-то оно лучше будет! Второй атаки не потребовалось - немецкие летчики поспешно покидают район схватки.
Мы их не преследуем: мой мотор и так работает на пределе. Атака врага сорвана - можно возвращаться домой.
– Серега, - передаю я Байде, - думаю, что в леспромхозе пока что обойдутся без тебя. Летать ты еще не разучился.
– Спасибо, командир, - проникновенно отвечает Сергей, -
А через несколько дней нам с Байдой довелось участвовать в знаменитом воздушном бою над плацдармом наших войск на левом берегу Одера. В то утро в воздух поднялись пары: Кожедуб - Громаковский, Стеценко - Орлов, я Крамаренко. Вышли мы, как обычно, на свободную охоту, каждый в свой квадрат. Вдруг слышу голос Кожедуба:
– Нахожусь над плацдармом. Вижу десятка два "фоккеров". Все ко мне!
Меняю курс, иду на помощь Ивану. Сергей следует за мной. Кожедуб, не дожидаясь подкрепления, начинает атаку и сбивает ведущего. Громаковский не отстает от Кожедуба, и второй "фоккер" факелом идет к земле. Мы поспеваем в тот момент, когда гитлеровцы после небольшого замешательства начинают приходить в себя. Бой разгорается с новой силой. На каждого из нашей шестерки приходится по четыре вражеских самолета. Но нам к таким боям не привыкать. Иду на сближение с "фоккером" и в упор расстреливаю его. В это время гибнет Гриша Орлов. Атаковав "фоккер" и поразив его, Орлов проскакивает вперед, но гитлеровец доворачивается и с короткой дистанции расстреливает машину Орлова.
Бой не утихает. Кожедуб настигает очередного "фоккера" (всего в этом бою он сбил три самолета), то же самое делает и Громаковский. "Фоккеры" начинают сбрасывать бомбы, не долетев до цели. И уходят восвояси. Все в порядке. Можно возвращаться домой.
А последний боевой вылет был у нас с Сергеем Крамаренко 30 апреля. К этому времени воздушные бои практически прекратились. У немцев не хватало бензина, не было взлетных площадок. В Берлине гитлеровцы использовали для взлетных полос участки бетонных автострад. Но война продолжалась, и мы по-прежнему поднимались в воздух для штурмовки фашистских войск, пытавшихся прорваться на запад из окруженного Берлина.
30 апреля нас вызвал Чупиков.
– Немцы пытаются выйти из окружения, - сказал командир, - их прикрывает большая группа "фоккеров". Ваша задача - не дать противнику прорваться.
Поднимаемся в воздух и почти сразу же видим "фокке-вульфы". Один, два, три, пять... восемь... десять... тринадцать... шестнадцать...
– Серега, атакуем!
– командую я.
– Понял, - Крамаренко, как всегда немногословен.
Идем наперерез "фоккерам". Немцы, заметив нас, начинают сбрасывать бомбы. Но делают это только первые восемь машин. Вторая восьмерка курса не меняет. Все ясно: эти будут бомбить, а первые - вести с нами бой. Как бы не так!
Уходим от группы прикрытия.
– Серега, атакую первое звено!
У нас преимущество в высоте и скорости (к "фоккерам" подвешены бомбы, которые в данный момент затрудняют действия врага). Гитлеровцы, видно, не ожидали такой стремительной атаки и, понимая стратегическую бесперспективность боя, начали сбрасывать
– Командир, сзади два "фоккера"!
Вайда спешит мне на помощь. "Фоккеры" Из группы прикрытия настигают меня, и положение мое становится критическим. Сергей, не раздумывая, бросает машину наперерез, видимо решаясь на таран - другой возможности прикрыть меня у него сейчас нет. Но немцы не принимают вызова. "Фокке-вульфы" уходят в сторону, и я добиваю атакованного врага. Тридцать шестой сбитый мною самолет падает где-то на западной окраине Берлина.
– Идем домой, Серега! Все в порядке.
– Понял, командир.
Через некоторое время мы были уже на своем аэродроме.
...Надо сказать, что приближение окончания войны в эти дни ощущалось во всем. И прежде всего в поведении летчиков врага. В их действиях появилась какая-то обреченность, безнадежность. Еще неделю-две назад гитлеровцы сражались упорно и ожесточенно. И вдруг... Словно какая-то пружина сломалась. Завидев наши самолеты, "фоккеры" беспорядочно сбрасывали бомбы, мало заботясь о том, куда они упадут. Гитлеровские асы избегали боя, даже имея численное преимущество. Неужели и правда конец близок?
Нутром чувствую, что скоро долгожданная Победа. И хотя не очень представляю себе, как это вдруг все прекратится - полеты, бои, атаки, сбитые самолеты, - понимаю: война вот-вот кончится. Что там дальше? Говорим об этом после полетов, на аэродроме, в штабе.
– Демобилизовываться рано!
– пресекает подобные разговоры Павел Федорович Чупиков.
– Война не окончена.
В справедливости этих слов мы убеждаемся очень скоро.
Утро 1 мая. Прекрасная погода, прекрасное настроение. Вылетов не предвидится. Мы стоим километров в пятнадцати западнее Берлина, на аэродроме Шенвальде и вслушиваемся в затихающую канонаду: бои в Берлине заканчиваются. Все спокойно.
И вдруг - тревога! Штаб предлагает полку занять круговую оборону. Техникам и батальону обслуживания выдают гранаты, фаустпатроны. Летному составу приказано находиться в кабинах в состоянии готовности номер один. Оказывается, со стороны Берлина пытается прорваться большая механизированная колонна гитлеровцев численностью до 15-20 тысяч человек. Два полка корпуса генерала Савицкого, оказавшиеся на пути колонны, уже ведут бои (батальоны тылового обслуживания - на земле, летчики - в небе).
Дрались техники отлично, исключительно смело. Отбили у немцев несколько танкеток и не пропустили колонну.
Фашисты, встретив сопротивление, свернули в сторону, и наш аэродром оказался вне угрожающей зоны. Но мы в тот момент еще не знали всех этих подробностей. Поэтому наши техники создавали опорные пункты для стрельбы по наземным целям, батальон обслуживания занял рубежи обороны.
Ждем. В это время нас поднимают в воздух. Приказ краток:
– Разгромить прорывающегося противника с воздуха!
Работать пришлось много. Штурмовка вражеской колонны принесла свои результаты: подавляющее большинство машин было сожжено. Понесли гитлеровцы потери и в живой силе. Остатки колонны были блокированы наземными частями. К концу второго мая для нас целей не оставалось. Война для нас кончилась.