Чудаки и зануды

Старк Ульф

– Правда, твои? – переспросила Трясогузка.

– Ну, то есть не именно эти. У меня никаких птиц нет, а я соврал вам, что есть. А вы сказали, чтобы я их сегодня принес, вот я и попросил Симона притащить этих.

Трясогузка ничего не понимала. Солнечный зайчик проник сквозь окно и играл в волосах Исака. Мне вдруг захотелось взять его за плечи и повернуть к себе. Но тут он сам обернулся и глянул мне прямо в глаза. Я отвела взгляд.

– Выйдите все из класса, – устало сказала Трясогузка и махнула рукой. – Я хочу поговорить с Симоном

наедине.

Все ушли. Исак тоже. Катти, прежде чем уйти, дружески хлопнула меня по спине и тихонько шепнула мне на ухо:

– До шкорого, милый.

Мы с Трясогузкой остались вдвоем.

– Садись, – сказала она.

Я села на пол прямо перед ней.

Учительница смотрела на меня большими грустными глазами. Так мы и сидели, ни слова не говоря. Меловая пыль оседала на нас обеих. Казалось, время остановилось. Трясогузка молчала, а я не знала что сказать. Онемела под взглядом этих глаз, похожих на грустные прожектора. Это было невыносимо. Молчание все длилось.

– Ты ведь понимаешь, мне придется вызвать твоих родителей, – сказала наконец Трясогузка. – Магистр Дува рассказал мне вчера, что ты учинил в раздевалке девочек. Ужасно! А еще списывал! За считанные дни ты натворил столько, сколько у нас прежде за год не случалось. Охо-хо!

Наконец она меня отпустила.

Но пообещала зайти к нам домой поговорить с мамой. Круг сжимался.

Охо-хо!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В КОТОРОЙ ТРЯСОГУЗКА ВСТРЕЧАЕТ ЖАЛОБЩИКА, МАМЕ НАНОСИТ ВИЗИТ ФАЛЬШИВАЯ НАТУРЩИЦА, ИНГВЕ НАЧИНАЕТ КОЕ-ЧТО ПОНИМАТЬ И РАЗРАЖАЕТСЯ ГРОЗА

Трясогузка заявилась ровно в четыре. В светлом плаще с меховым воротником, с цветастым зонтиком в руках она едва тащилась вверх по пригорку, то и дело поглядывая на небо, где собирались жуткие черные тучи, похожие на толстых дядек на похоронах.

Я пряталась в можжевельнике и заметила ее издалека. Я давно ее поджидала, даже ноги замерзли. Надо обязательно подслушать, о чем они с мамой будут говорить, а может, придется и вмешаться.

Трясогузка нерешительно остановилась у нашей калитки, оглянулась на развалюху, у которой Ингве припарковал свой помятый «фиат». Сквозь брешь в изгороди она заметила Аксельссона. Он как раз прилаживал крышу на один из оскальпированных ульев.

– Извините, – окликнула учительница.

– Чего вам? – отозвался Аксельссон, прекратив колотить молотком.

– Простите, не здесь ли живет семья Кролл?

– Вы что, из больницы? – не без задней мысли поинтересовался старикашка.

– Простите, из какой больницы? – удивилась учительница.

– Может, вы пришли забрать того полоумного старикана?

– Какого старикана?

– Да того, что объявился здесь пару дней назад. Знаете, во что он вырядился? В черные дамские сапоги и в кальсоны! Стоял и барабанил им в дверь – это в шесть-то утра! Всех перебудил. – Аксельссон все больше распалялся. – А

по ночам на контрабасе играет!

– Сожалею, но я пришла по другому делу, – пробормотала Трясогузка и плотнее закуталась в белый плащ, действительно напоминавший медицинский халат. Она решительно тряхнула зонтиком, словно это был огромный градусник.

– Или вы из страховой компании? – не унимался Аксельссон, словно это была какая-то викторина. Грязными ручищами он вцепился в белый плащ Трясогузки.

– Я, собственно, собиралась… пролепетала бедняжка.

– Вы, видно, собирались взглянуть, что он тут натворил?

– Старик? – покорно уточнила Трясогузка.

– Да нет, другой, в шляпе. Ну, который живет с дочерью этого старикашки.

– А он-то что натворил? – забеспокоилась Трясогузка.

– Что натворил? – взорвался Аксельссон. – Да он на своем дурацком автомобиле изволил играть в войну в моем саду! Вломился прямо сквозь изгородь, покружил туда-сюда по газону, посбивал ульи – словно танк какой! Но он у меня еще поплатится!

Аксельссон попытался было затащить Трясогузку к себе в сад, чтобы она своими глазами увидела разрушения.

– Мне очень жаль, – пробормотала учительница, вцепившись в сломанные ветки изгороди, – но я не из страховой компании.

Аксельссон тут нахмурился, но вдруг лицо его просияло.

– Так вы из-за мальчишки! – заорал он.

Трясогузка кивнула, удивленная проницательностью собеседника. Я почувствовала, как у меня коченеют ноги.

– Решились-таки упечь его в кутузку! – возликовал Аксельссон. – Туда ему и дорога! Нечего сумки у старушек вырывать! Я своими глазами видел. Да по ним по всем тюрьма плачет, помяните мое слово. Не соседи, а чистый сумасшедший дом, вот что я вам скажу.

– Вырывает сумки? – простонала Трясогузка.

Вот именно, вырывает сумки. – Аксельссон наслаждался произведенным эффектом. – Он наверняка был пьян, оттого и на ногах не держался. Вот чему их нынче в школе учат. Заедет такой каратист по башке, и дух вон. Верно я говорю, дамочка?

Весьма рослая «дамочка» покачала внушительных размеров головкой и сделала пару шагов назад крошечными ножищами. Намеки на школу явно пришлись ей не по вкусу.

– Мне пора, – решительно сказала она. – Спасибо, что ввели меня в курс дела.

Учительница двинулась к нашему дому и в нерешительности остановилась у калитки. Может, и не рискнет зайти в нашу халупу после всего, что ей Аксельссон наплел. Нельзя терять надежду. Если она все-таки сунется в наше осиное гнездо, пиши пропало. Можно хоть сейчас переодеваться в платье. Плачевный финал моей мальчишечьей карьеры.

Едва Трясогузка распахнула калитку, я пулей рванула через улицу, проскочила в дыру в Аксельссоновой изгороди, промчалась по его участку, перемахнула через забор и через кухонное окно забралась к себе домой. С разгону я едва не врезалась головой в кипевшую на плите кастрюлю с борщом. В этот миг раздался звонок в дверь.