Чудаки на Кипре (сборник)
Шрифт:
Где-то ближе к полуночи раздался звонок:
– Всеволод, это Регина. Вы не могли бы спуститься в бар?
– Регина? Да, да! Иду! Сейчас буду! – поспешно ответил Всеволод, уже ничему не удивляясь и готовый прыгнуть с балкона пятого этажа, только бы быстрее попасть в этот самый бар, чёрт бы его побрал.
Утром он проснулся в своём номере среди многочисленных пакетов с баночками и флакончиками продукции косметической фирмы «Regina Health & Beauty». В ванной комнате Марееву бросилось в глаза то самое роскошное белое парео с пляжа, но… что было вчерашним вечером, он вспомнить не мог. Приходила ли Мадам в номер? А если была, то не голышом же она удирала?
На соседнем балконе мужской голос с восточным акцентом, нещадно фальшивя, напевал слова шансонной песенки:
Ах, какая женщина, какая женщина,Мне б такую…День апельсина
Покрытая
Что за люди бродят по палубе, о чём-то разговаривая? Некоторые, как и он, в плавках. Нет, похоже, он не пассажир здесь, потому что с мостика корабля его приветствует человек в огромной белой фуражке с высокой тульей и большим козырьком. Человек поднял вверх руку и посмотрел на Мареева, широко улыбаясь, но вместе с тем как-то безразлично, и сразу отвернулся к невесть откуда подскочившему шустрому блондину. Похоже, этот блондин – капитан корабля. Но он, Всеволод Мареев, разве не капитан? Уж не на чужом ли он корабле? И почему эти двое на мостике поют дуэтом? Словно майские бабочки, с неба вдруг опустились две девушки в коротких цветастых платьицах, они беззаботно смеются. Хмурый мужчина о чём-то размышляет, концентрируя взгляд где-то за границами окоёма. Средних лет парочка ходит по палубе из конца в конец, словно заведённые куклы. Кажется, им нет никакого дела до окружающих; непонятно, отчего их движения так фантастично синхронны, хотя они и не смотрят друг на друга. Парень в матроске мчится с напором свирепого быка, вот-вот подымет на рога кого-нибудь! Мареев едва успел отскочить, но, не удержавшись на ногах, упал и покатился к борту, нависшему над бездонным ничейным морем. Ещё раньше Мареев заметил, что нет лееров, можно легко свалиться в воду. В ужасе он внезапно осознал, что скользит по палубе, словно камень по льду в кёрлинге; пока медленно, но движение неуклонно, и не за что зацепиться, как во сне. Скольжение, кажется, замедляется и вот-вот остановится, но нет… ноги уже над пропастью! Будто рыбина на берегу, Мареев напрягал мышцы живота, груди, рук, ног, имитируя движение назад. Последнее, что ему удалось сделать, – это зацепиться руками за округлую кромку палубы и удержаться от падения на какое-то время. «Почему меня никто не видит? Почему не спасают? – мелькнула паническая мысль, – Как они могут не видеть меня, ведь я вижу их?» Вот две девушки в цветастых платьях, явно испугавшись, с каменными лицами бросились как будто на помощь, но на полпути остановились и стали делать селфи на фоне несчастного Мареева, со смехом передавая смартфон друг дружке. Он ожидал, что глупые девчата, закончив фотосессию, подымут шум, позовут других людей спасать его, но ничего не происходит, а руки Мареева всё слабее и слабее. Нет больше сил удерживать голову над палубой, а если он повиснет на пальцах, то никто его, посиневшего от напряжения, вообще не заметит. О, наконец-то! Хмурый мужчина повернулся в его сторону, взгляд вроде бы осмыслен, он осторожно приближается к Марееву, протягивает руку, хватает за запястье и тянет-тянет на себя. Но – куда ему, силы не те, как бы сам не свалился за борт! «Зови других на помощь! Почему молчишь? Зови-и-и!» – безмолвно кричит Мареев и летит с огромной высоты на блестяще-металлическую гладь моря. Не почувствовав боли от удара, сразу сообразил, что при памяти, не разбился и ему надо плыть к соседнему кораблю с вахтенным матросом и ещё какими-то людьми у трапа. Экономя силы, Мареев подгребал брассом и не сразу понял, что его сносит течением и вот-вот пронесёт мимо носа корабля и его якорной цепи. Течение должно быть в сторону кормы, но… чёрт возьми, его несёт в сторону носа!
Не может такого быть в природе вещей! Если громадную посудину развернуло течением и она держится на якоре, то почему его сносит, словно щепку, совсем в другую сторону? То ли с течением что-то не так, то ли с ним. Мареев понимает, что трап – единственное спасение. «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», – вспомнилась банальная поговорка, и он что есть мочи замолотил руками и ногами по воде. Силы на исходе, но постепенно расстояние до трапа сокращается, и вот он уже цепляется руками за нижнюю площадку и с трудом взбирается на неё. Сверху за ним безразлично наблюдают вахтенный матрос и какие-то странные люди. Все они в оранжевой форме. Мареев поднимается по трапу и, тяжело дыша, говорит по-английски: «Я свалился в воду с того корабля», – он показывает рукой в сторону огромной махины с высокими чёрными бортами и добавляет, что ему нужна помощь. Матрос бессмысленно смотрит на Мареева, явно не понимая, что ему говорят. К ним подходит другой человек и говорит по-русски: «Матрос не понимает вас. Что вы хотите сказать? Я переведу. Я – Антонов, русский, шипчандлер. Привёз с берега апельсины». Мареев объясняет «апельсиновозу», что упал с соседнего корабля в воду, дальше – про течение, про документы… Шипчандлер Антонов смотрит на
– Где мы находимся?
– На палубе корабля «Мельпомена»! – смеётся Антонов.
– Да нет. В каком порту?
– Лимассол. Кипр.
– И в порту праздник?
– Хе-хе. Да ты странный какой-то. И вопросы у тебя странные, – удивляется Антонов, – из моря вылез и не знаешь, где находишься! Сегодня День Апельсина в Амстердаме, а капитан этого корыта – голландец! Усёк?
Бессмыслица! Вместо того чтобы просто доставить Мареева на корабль, с которого он так трагически свалился в воду… У людей что, лучевая болезнь ума по случаю Дня Апельсина в Амстердаме? Вот тут-то Мареев и замечает неподалеку Жору Жилича, закадычного дружка из одесской мореходки. Та же смущённая улыбка, те же чёрные, как смоль, курчавые волосы, давно не бритое лицо покрыто седой щетиной. Но разве этот человек – Жора? Да, это – Жора, и он тоже смотрит на Мареева, узнавая его. Чудо в решете – пятьдесят лет прошло с тех пор, как они расстались после окончания мореходки! Мареев кричит: «Жора! Это ты? Как я рад!» Но – нет, опять разочарование. Человек его не понимает, и никакой он не Жора Жилич! Вдруг Мареев замечает, что его корабль уже поднял якорь и, разворачиваясь, норовит куда-то сгинуть!
– Антонов, скажи матросу, пусть вызовет вахтенного офицера, пусть свяжутся по рации с капитаном чёрного корабля, пусть сообщат, что я здесь, без документов! Пусть остановятся, вызовут катер и заберут меня отсюда!
– Глупец! Радуйся, что свалился в воду и отстал от этой уродины, – шипчандлер покровительственно похлопывает Мареева по плечу.
Все словно глухие, никто его не понимает, никто ничего не делает. Мареев видит огромную корму какой-то странной полукруглой формы, словно большой жирный зад человека или какого-то огромного чудища; корма удаляется всё дальше и дальше, оставляя за собой мощный желтоватый бурун!
Мареев кричит: «Люди! Вы что? С ума сошли? Или я на том свете? Помогите мне!» От крика он просыпается в собственной кровати.
Окно спальни на втором этаже залито ярким весенним солнцем, слышится залихватское пение скворцов, недавно вернувшихся из африканских прерий, а может быть, с Кипра, где с ним приключилась эта ужасная история. В этом сне он встретил двух знакомых людей. Антонова – друга его друга из дальневосточного порта Советская Гавань. Мареев его никогда не видел, но знал, что он существует и даже иногда бывает на Кипре. Этот самый знакомый незнакомец Антонов то ли поставляет продукты на морские суда, то ли снабжает их топливом; а если и апельсинами, то вполне по праву он представился шипчандлером. Спасибо тебе, Антонов, что уберёг от возвращения на чёрный корабль! А Жора Жилич, дружок из одесской юности? Вспомнилось Марееву, как он восемнадцатилетним юнцом поступил в мореходку, и белорус Жора поступил туда же. Сдружились с первых дней. Время было голодное, постоянно хотелось кушать. У Жоры были кое-какие деньги. После скудного курсантского ужина он покупал ароматные, посыпанные сахаром сухари, и они, гуляя по улицам Одессы недалеко от спального корпуса – «Экипажа», наслаждались ими, немыслимо вкусными, какие и дома не едали. «Эх, – подумал Мареев, – за все годы после мореходки так и не разыскал Жору!»
Вспомнилась морская жизнь на Сахалине: штормы, льды, туманы. А Жора – в южных морях, в танкерном флоте, вот и не пересекались их пути-дорожки. А потом поэзия пришла в жизнь Мареева, заполонила душу. Композитор Катя Иволга объединила их совместные песни в жизненные сцены, которые покруче морских течений. Получился мюзикл о любви морского капитана и оперной певицы. Мюзикл есть, а толку от него никакого. Может, он не подходит для постановки на сцене? А вдруг его корабль поэзии захвачен роботами-пиратами и перекрашен в чёрный цвет? А на чужом корабле «Мельпомена» – пустота и безразличие! Может, об этом его сон?
Мареев продолжал лежать в кровати, размышляя о сложностях творческой жизни композиторов, поэтов, артистов. Метафора суровой жизни! А что публика? Не всё, что публике нравится, есть хорошо. Публику тоже нужно воспитывать песнями и спектаклями! «Что я банальные вещи сам себе впариваю? – разозлился Мареев. – Неча на зеркало пенять, коли у самого рожа крива!» Если бы мюзикл был нужен, то нашлись бы и продюсер, и постановщик. А так, к кому ни обращались, все хвалят, а ставить никто не берётся!
Раздался звонок, Мареев протянул руку к телефону.
– Всеволод Иванович, доброе утро! Как вы?
– Здравствуйте, Катя! Я на даче. Замечательно всё. Солнце – разливанный свет! Весна! Птички поют. Вот только сон дурацкий приснился. Чуть не утонул в море.
– А чем закончился сон?
– Выплыл к чужому кораблю. Пока думал, как вернуться мне на свой, он – возьми снимись с якоря и был таков. Только за кормой жёлтый бурун остался. А я на рейде Лимассола, что на Кипре, остался без штанов, без документов и без денег. И что мне думать теперь?