Чудеса святого Иоанна Кронштадского. При жизни, по смерти и в наши дни
Шрифт:
Отец Иоанн вошел в спальню умирающей и плотно закрыл за собою тяжелые двери. Потянулись минуты – долгие, тяжкие, сложившиеся под конец в целые полчаса… В гостиной, где собралась толпа близких, было тихо, как в могильном склепе.
И вдруг двери, ведущие в спальню, с шумом распахнулись настежь. В дверях стоял седой старик в пастырской рясе, с одетою поверх ее старенькою епитрахилью, с редкою всклокоченною седенькою бородкой, с необычным лицом, красным от пережитого молитвенного напряжения и покрытым крупными каплями пота.
И вдруг почти прогремели слова, казавшиеся страшными, грозными, исходившими из другого мира. «Господу Богу было
«Ничего нельзя понять!.. – смущенно сказал кто-то из профессоров, приехавших к больной на предмет операции, спустя два часа после отъезда отца Иоанна в Кронштадт. – Плод жив. Ребенок шевелится, температура спала на 36,8о. Я ничего, ничего не понимаю… Я утверждал и утверждаю сейчас, что плод был мертв и что уже давно началось заражение крови».
Ничего не могли понять и другие светила науки, кареты которых то и дело подкатывали к подъезду.
Тою же ночью госпожа О. благополучно и быстро разрешилась совершенно здоровым мальчиком, которого я много раз впоследствии встречал у Т. на Каретно-Садовой улице в форме воспитанника Катковского лицея.
Рассказ портного духовного платья П.Г. Теодоровича
С детства я очень сильно заикался. Брат мой Павел, который удостоился служить с о. Иоанном, много мне рассказывал о добродетелях и чудесах о. Иоанна, да и сам я читал о нем. В 1893 году летом (это было в Москве) я узнал, что о. Иоанн приехал и находится в квартире митрополита Леонтия, бывшего архиепископа Варшавского.
С глубокой верой направился я в дом митрополита с намерением попросить о. Иоанна помолиться о моем исцелении от заикания. Народу было так много, что невозможно было пробраться в дом, и я был очень огорчен, что ничего не смогу добиться. Отошел немного дальше от толпы и наблюдал, как о. Иоанн сел в карету. Были уже сумерки. Я побежал за каретой и на бегу, при сильном волнении (думал, решается моя судьба на всю жизнь), страшно заикаясь, кричу о. Иоанну: «Батюшка, помолитесь за меня, я заикаюсь!» Отец Иоанн правой рукой ударил меня по левой щеке и несколько раз повторил: «Говори чисто, говори чисто…» И во имя Святой Троицы, по молитве о. Иоанна, я удостоился великого чуда и совершенно исцелился от томившего меня недуга – заикания.
Рассказ И.К. Сурского
Крестьянская семья Ивановых в 1905 году рассказывала, что близкий родственник их долго болел глазами, лечился, но все-таки ослеп. Один доктор посоветовал ему носить повязку на глазах. Больной стал носить повязку, но никакого улучшения не получил. Наконец, вспомнили про о. Иоанна Кронштадтского и решили везти слепого к нему. Послали телеграмму в Кронштадт с запросом, там ли о. Иоанн и можно ли приехать? Получили ответ, что о. Иоанн в Киеве. Тогда они телеграфировали в Киев с тем же вопросом. Ответ из Киева получили, чтобы ехали на станцию Голутвино, близ Москвы, где поезд с о. Иоанном будет иметь остановку.
Получив такую телеграмму, семейство повезло слепого на указанную станцию. Но каков был их ужас, когда, подъезжая к этой станции, они увидели густую, многотысячную толпу народа и поняли полную невозможность добраться до о. Иоанна. Между тем какой-то железнодорожный служащий, проходивший мимо, увидев слепого и узнав, в чем дело, сказал им по секрету, что вагон отца Иоанна остановится, на
Вышел псаломщик о. Иоанна и спросил: «Где тут Ивановы, о. Иоанн зовет их».
Отец Иоанн только что кончил свою утреннюю молитву и, выйдя к слепому, спросил: «Что это у тебя за повязка на глазах?» Слепой объяснил. Отец Иоанн сказал: «Все это ни к чему, брось ее, она тебе пользы не принесет». Больной исполнил приказание о. Иоанна. Тогда о. Иоанн стал служить водосвятный молебен и когда освятил воду, взял полотенце, сложил его, обмакнул в святую воду и промыл глаза слепому, сделав это трижды. После третьего раза слепой вдруг закричал: «Вижу, вижу!» Слепой прозрел совершенно, бросился в ноги к о. Иоанну и стал целовать их. То же делали и обезумевшие от радости другие члены семьи Ивановых. Все они так крепко вцепились в ноги о. Иоанна и не хотели оторваться от своего исцелителя, что пришлось оттащить их при помощи жандармов.
Воспоминание вдовы генерал-лейтенанта, Е.К. Китченко
Мой первый муж, податной инспектор Пудожского уезда Олонецкой губернии статский советник Шульц, был большим картежником и часто целые ночи проводил в клубе. Однажды один из партнеров внезапно скончался на его глазах за карточным столом, и это произвело на него такое удручающее впечатление, что он некоторое время совсем перестал играть, боясь, чтобы и с ним не случилось то же самое. С каждым днем он все больше и больше стал беспокоиться о своем здоровье.
Когда мы гостили в Петербурге у моих родителей, муж стал себя плохо чувствовать, начал сильно худеть, и по ночам повторялись какие-то непонятные припадки страха и боязни смерти. На все мои тревожные вопросы он отвечал лишь криком: «Умираю, умираю!» В испуге я бегала за доктором, но ни один не мог понять его болезни, так как он ни на что не жаловался. Симптомы же были такие: он очень много пил воды, и совсем мало ел, и плохо спал. При этом невероятно худел.
Тогда мы решили обратиться к известному специалисту по нервным болезням. Профессор, выслушав и осмотрев больного, отозвал меня в сторону и сказал, что болезнь его опасна, надо серьезно лечиться, держать строгую диету, и приказал мне на следующий день принести ему анализ. Все это я в точности исполнила, после чего профессор поставил такой диагноз: сахарная болезнь в очень сильной и запущенной форме, случай почти неизлечимый. Жить может не больше месяца.
Выслушав этот приговор, я от страха почти лишилась чувств. А надо было во что бы то ни стало скрыть от мужа вынесенное заключение. Он вообще был страшно мнителен и подозрителен, что касалось его болезни. Надо было после визита к доктору казаться веселой и беззаботной, чтобы его не напугать. Он очень любил жизнь.
Шли дни, муж худел не по дням, а по часам. Из полного, здорового мужчины он превращался в скелет. Платья его висели на нем, как на вешалке. Он совсем лишился сна и аппетита. Все, видимо, шло к концу, как предсказал профессор. И вот тогда наш дом посетил о. Иоанн Кронштадтский, приехавший навестить свою крестницу, дочь домовладельца. Услышав об этом, я и сестры сейчас же выскочили из-за стола (мы обедали в это время) и побежали на лестницу, боясь его пропустить. Муж, хотя и был лютеранин, пошел за нами, желая тоже видеть его. А лестница была полна народа, из всех квартир и с улицы. Толпа не позволяла двигаться.