Чудеса в кастрюльке
Шрифт:
Первое место жена Ежи заработала с блеском, опередив ближайшую соперницу почти на полминуты. В спортивном плавании, где речь идет о долях секунды, мигом заголосили о новой звезде. Проба на допинг не принесла никаких неожиданностей. Счастливая Полина прилетела в Москву и через три месяца заболела… Теперь она не живет, а существует в Репневе.
Таисия Федоровна налила мне еще чаю и спокойно продолжила:
– Самое отвратительное, что, убив одну спортсменку и сделав инвалидами несколько человек, Ежи не бросал своих опытов.
– Зачем?
– Так деньги, милая! Тренеры и спортсмены отваливали врачу, сумевшему помочь вырвать победу, бешеные суммы.
– Как же он не боялся, что его посадят? Врач пожала плечами:
– Чувствовал свою безнаказанность. Родителям умершей гимнастки федерация, насколько знаю, купила квартиру, чтобы те не шумели. Вторая девочка, оставшаяся парализованной, получила денежную компенсацию. Впрочем, Ежи, очевидно, хорошо усовершенствовал свой «коктейль», потому что больше неприятностей у него не случалось. Хотя последнее время мы нечасто виделись.
– Никто не поднял шум, а вы? – возмутилась я. – Ведь зять сделал вашу дочь беспомощным человеком! Почему вы молчали? Отчего не кричали на всех перекрестках об Отрепьеве?
Таисия Федоровна вытащила из комода сигареты.
– После драки кулаками махать никакого смысла нет. Если бы Полина пришла ко мне посоветоваться до того, как начала пить «чудодейственное» средство, я мигом подняла бы шум. Но после того, как Поля свалилась! Надо было устраивать ее в хорошую больницу, лекарства, врачи… У меня таких денег нет, а Ежи обеспечен. Вот я и поставила условие: пока он ухаживает за моей дочерью, я молчу. Стоит ему перестать платить, пойду в редакции газет и подниму дикий шум, журналисты обожают жареные факты.
– Наверное, все же Ежи хорошо относился к Полине, – пробормотала я, – он приносил для нее множество новейших лекарств.
– Какая наивность, – подскочила Таисия Федоровна, – да этот негодяй продолжал использовать бедную Полечку в качестве лабораторной мыши. Он искал препарат, способный поставить ее на ноги. Денег хотел и славы! Но господь все видит! Как я мечтала о его смерти!
– Но после кончины Отрепьева вы не сможете оплачивать пребывание дочери в люксе! Ей придется переезжать домой! Или, не дай бог, стать бесплатной пациенткой.
Таисия Федоровна осеклась, потом протянула:
– Действительно, об этом я не подумала!
Я вышла от пожилой дамы в самом дурном расположении духа. Ляли здесь нет, и Ежи никогда бы не привез ее сюда. Отрепьев очень хорошо знал, как к нему относится теща. Так куда подевалась девочка?
Пока в голове крутились мысли, ноги несли меня в издательство. На этот раз охранник улыбнулся мне и неожиданно сказал:
– Здравствуйте, давно не заглядывали, новенькое написали?
Я почувствовала невероятную гордость. Вот оно как, секьюрити посчитал меня настоящим писателем. Стараясь сохранить невозмутимый вид, я небрежно
– Да нет, несу заглавия на книгу.
Тут из коридора вынырнула худенькая женщина с короткими белокурыми волосами. С ее плеч красиво ниспадала норковая шубка. Распространяя аромат незнакомых мне, явно очень дорогих духов, дама подлетела к охраннику и положила ему на стол томик в яркой обложке.
– Вот, Коля, возьмите для жены, новая вышла.
Секьюрити кинулся придержать ей дверь. Дама вышла на улицу. Я увидела через окно, как она садится в новую блестящую иномарку, и поинтересовалась:
– Это кто?
– Неужели не узнали? Смолякова.
Надо же, сама Анна Смолякова. Я зачитываюсь ее детективами. На обложке помещена фотография, но снимок плохой, он не передает ни очаровательной улыбки, ни бьющей через край энергии, которая волнами исходит от писательницы.
– То-то жене радость будет, – бормотал Коля, пряча в стол книжку, – надо же, такая внимательная, помнит о Ленке! Пустячок, а приятно.
– И сколько у нее книг? – поинтересовалась я. Коля вытащил подарок, раскрыл первую страницу и сообщил:
– Эта двадцать девятая.
Внезапно я почувствовала, как по спине пробежала легкая дрожь, а в сердце стала закрадываться решимость. Смолякова написала почти тридцать детективов?! Но ведь когда-то и она в первый раз явилась сюда, дрожа от страха!
С гордо поднятой головой я зашагала по коридору. Ну чем я хуже этой блондинки в шикарной шубе? Напишу больше ее! Ей-богу, накатаю пятьдесят, сто книг!
Твердой рукой я схватилась за ручку двери, рванула ее на себя и наткнулась взглядом на противную девицу, щелкавшую мышкой. Неожиданно радостное настроение куда-то улетучилось. Пятьдесят книжек! Эк меня занесло! Напечатают ли эту? И о чем писать вторую? А главное, захотят ли со мной сотрудничать дальше?
Олеся Константиновна оторвалась от рукописи:
– Принесли названия?
– Да.
– Давайте.
Взяв листочек, она принялась читать:
– «Скелет в шкафу», не очень хорошо. «Кто смеется последним», избито. «Цыплят по осени считают»… примитивно.
– «Цыплят по осени убивают», – оживилась девица.
– Это лучше, но длинно.
– «Цыплята убитые», – влезла я. Олеся Константиновна и девица уставились на меня, потом редакторша вздохнула.
– Не то, без изюминки.
– «Цыпленок с изюмом», – предложила девчонка.
– «Гнездо цыпленка», – ожила я.
– «Утята и цыплята», – фыркнула девушка.
– Ну это просто для редакции, которая издает книги про животных, – взвилась Олеся Константиновна, – прямо «Ребятам о зверятах» получается. У нас детектив!
– «Утенок, убивший цыпленка», – воскликнула я.
– Не пойдет, – пробормотала Олеся Константиновна, – совершенно мимо. Не надо нам водоплавающих.
– Курица – сухопутное, – хихикнула противная соседка по комнате.