Чудеса в кастрюльке
Шрифт:
– Мила, поди сюда, – всунулся в кабинет лысый мужик.
Девица зевнула и вышла. Олеся Константиновна проводила ее неласковым взглядом.
– Так, вернемся к нашим баранам, то есть к названиям. Мне импонирует слово «гнездо», только не цыпленка! Гнездо… гнездо. Погодите-ка.
И она ушла. Я осталась в кабинете и от скуки принялась рассматривать корешки валяющихся повсюду книг. Неужели все авторы так мучаются с названием или я такая, особо тупая?
Застучали каблучки, Олеся Константиновна влетела в кабинет.
– Отлично! Найдено! «Гнездо
– Кого?
– Бегемота.
– Разве это животное вьет гнездо?
– Понятия не имею, – протянула редакторша, записывая что-то на настольном календаре, – да и какая разница! Главное, привлекает внимание, возбуждает интерес.
– Но в моей книге нет ни одного бегемота! Олеся Константиновна протянула руку, выудила с подоконника рукопись и сказала:
– А вы впишите, про бегемота-то.
– Как? – растерялась я. – Не понимаю. Редакторша перелистнула страницы.
– Ага, вот сюда. У вас главная героиня говорит мужу: «Кажется, ткнула палкой в осиное гнездо». А он ей пусть ответит: «Знаешь, больше похоже на гнездо бегемотов».
Олеся Константиновна подняла на меня красивые, умело накрашенные глаза и неожиданно улыбнулась. Тут же ее суровое лицо преобразилось самым волшебным образом. Сразу стало понятно, что Олесе Константиновне нет еще и тридцати, что она очень хороша собой, смешлива и приветлива. Просто служебное положение обязывает ее быть неприступной.
– Видите, как просто? – спросила Олеся. Я кивнула.
– Скажите, а можно принести еще одну рукопись?
Улыбка на губах редакторши испарилась.
– Несите, – сказала она, – отдадим на рецензию.
Добежав до метро, я уставилась на книжный ларек. Эх, жаль, забыла спросить, когда выйдет моя книжечка! Ладно, потом соберусь с духом и позвоню.
– Девушка, – послышался слева тихий, вкрадчивый голосок, – помогите на храм, спаси вас господь.
Я обернулась. Высокая худощавая женщина, замотанная с головы до пят во все черное, протянула мне нечто, похожее на железное ведро с крышкой. Вверху имелась прорезь, а бок «церковной кружки» украшала фотография покосившегося здания с куполами.
– Подайте, сколько сможете…
Рука потянулась к кошельку. Вообще говоря, я перестала раздавать милостыню. Когда первый десант нищих высадился в столичной подземке, я, как, наверное, и остальные москвичи, пришла в ужас. Дети-сироты, инвалиды афганской и чеченской войн, бабки, собирающие копейки на похороны дочерей, – все вызывали острую жалость. Глотая горький комок, я протягивала им с трудом заработанные деньги, успокаивая бунтующую жадность: ладно, ты еще на ногах и вполне прилично получаешь, а этим-то каково?
Но спустя некоторое время наступило отрезвление. Я поняла, что это бизнес. Бабушки, с несчастным видом выклянчивающие «на хлебушек», имеют родственников, и никаких ветеранов среди калек нет. Их привозят из бывших союзных республик, чтобы выколачивать из людей деньги. Поэтому теперь я не подаю никому, кроме тех, кто сидит на ступеньках в окружении разномастных
– Зря ты этой мошеннице потакаешь, – сурово сказала женщина в темном платке, торгующая книгами.
– Так на храм! Торговка ухмыльнулась:
– Это на глупеньких и рассчитано. Да хочешь знать, сам патриарх по телевизору недавно говорил: никого не благословляли деньги собирать. По улицам ходят самозванцы и мошенники. Что же касается этой особы, так она нам отлично известна. Галка Мамонова, пьяница, хороша монашка…
Продавщица продолжала бубнить, но я уже бежала к метро, полная энтузиазма. Монашка! Завтра же поеду к сестре Ежи в монастырь. Может, Ляля все-таки там? Правда, матушка Евдокия не захотела отдать девочку Аське, но я очень хорошо знаю Бабкину. Небось влетела к женщине в келью и заорала:
– Где моя дочь? Сейчас же верните Лялю!
Представляю, как переполошилась матушка. Во-первых, совершенно неизвестно, что сказал ей брат, когда передавал Лялю. Может, велел:
– Никому ни слова о ребенке! Кто бы ни приехал и ни потребовал, не вздумай показывать девочку!
Вот Евдокия и держалась, словно Брестская крепость под натиском врагов, и не вернула Лялю матери. Монастыри стоят в уединенных местах, ни телевизора, ни радио там, как правило, нет, скорей всего, отсутствует и телефон. Наверное, Евдокия еще не знает о смерти брата. И мне придется стать вестницей несчастья… Хотя глубоко верующие люди относятся к факту кончины ближайшего родственника по-другому, чем атеисты.
Скорбя о тех, кого никогда более не встретят на земле, они тем не менее уверены, что не расстаются навеки, ждут свидания в ином мире, за гробовой доской. Иногда мне делается тоскливо: ну отчего с самого детства никто не вложил мне в голову элементарные постулаты веры? Вот Женечка Громова выросла в семье, где все ходят в церковь, и ей намного легче жить. Неприятности Женька принимает стойко, считая, что господь посылает испытания только тем, кого любит. Я же начинаю убиваться и расстраиваться, задавая себе бесконечно вопрос: ну почему именно со мной приключилась незадача? А Женя с радостным лицом восклицает:
– Мне ниспослано испытание, и я должна его достойно пройти!
Я ей завидую, что, между прочим, является грехом.
Глава 14
К поездке в монастырь я подготовилась тщательно. Сначала сказала Томочке:
– Голова третий день болит.
– Немудрено, – вздохнула подруга, – вон погода какая, то дождь, то снег, то солнце, давление скачет…
– В городе дышать нечем, – фальшиво вздохнула я.
– Да уж, – покачала головой Томочка, – мегаполис не лучшее место для проживания, но куда же деться!