Чудища из-за миров[СИ]

Кузиманза Д. Д.

Спокойно и тихо зарядить мушкет.

Неторопливо, но старательно прицелиться.

Выстрелить…

Грохот пошёл гудеть по болоту из края в край. Серебряная, освящённая пуля срезала несколько мелких веток и, не изменив хозяину, попала в цель. Чудовище получило её точно меж красноватых глаз. Не издало ни единого звука. Пошатнулось, скользнуло с бревна и шлёпнулось в воду.

Конец!..

…- Ну и мерзость! — старая княгиня, хотя и смотрела на лежащее у её ног чудище с отвращением, не могла оторвать от него взгляда. — Чего только дьявол на землю

не пошлёт на мучение людям? Что ж оно такое?

— Да, мерзкая тварь. — Седой Охотник — никто не знал, имени этого человека, носил на шапке пряжку с сизым соколом, потому так его и звали все — заметно гордился своим трофеем. — Не то упырь, не то оборотень, а то и сразу всё вместе. Но беды больше не натворит.

— И где ж вы, сударь, такую нашли? У Дьявольского холма, как вам мужики советовали?

— Нет, ваша светлость, не там. А Дьявольский холм, по слухам, — очень плохое место. В полнолуние туда и десять таких, как я, лучших, чем я, — если таковые где-то в мире есть — не пошли бы. Под холмом, говорят, самые, что ни есть адские двери.

— Говорят. Может и байки всё, но страшно туда идти и убеждаться, а других нехорошо на такую опасность посылать. А где же это чудище сидело?

— В Ольховой трясине, за Королевской вырубкой. Хватило одного выстрела.

— Благодарим вас, сударь, послужили вы нашей округе. Суета и тщеславие — грех, но за добрые поступки надлежит не только благодарить, но и награждать их, потому слава и награда героя не минуют. Золота кошель, как это по обычаю полагается, — награда. А слава… Вот заветный медальон. В одной половине его видите зубра — здешних земель символ, в другой половине — меч-кладенец. Каждый, кому знак этот покажете, будет знать, что право ваше — дьявольские отродья и всякую нечисть побивать. Двери замков и домов всегда перед вами отворятся, даже крепости и воинские поселения ночлег вам дадут и помощь.

— Но, ваша светлость, не достоин я таких почестей, — поклонился Седой Охотник, хотя важное выражение его лица противоречило словам.

— А если благодарность людскую не цените и не принимаете — это уже гордыня, — мягко, но настойчиво сказала старая княгиня. — Знаю-знаю, вы великий храбрец. Кто кобольда из Яшмового грота вытащил? Кто в лугах под Пущей полудницу поймал, а в самой Пуще — сего упыря подстрелил? Чья слава по земле прежде вас бежит, как о побивателе адских бестий?

Седой Охотник принял кошель и медальон, почтительно поклонился. Княгиня покивала в ответ и поднесла к щеке указательный палец, украшенный большим рубином.

— Знаете, что мне сейчас припомнилось? Две недели назад выступали в замке комедианты. Была среди них девушка весёлая и ловкая да вихрастая, как будто молния в неё ударила. Вспомнила я о ней, потому что она песенку о вас пела, и припев был такой: "Кто нам нужен, кроме Седого Охотника? Он — наша слава и любовь!" Да, лучшего, чем вы, нам не найти, чтоб от дьявольских бестий обороняться. Только и сами себя от них охраняйте: как возомнил человек, что равного ему во всём свете нет, — так и ждёт его погибель,

уж не примите, как обидные, мои слова.

— Ваши слова и ваша благодарность — это честь для меня, — почтительно сказал Седой Охотник, но и сердитый огонёк в его глазах мелькнул.

Когда вернулся на постоялый двор, где собирался переночевать, а утром с попутчиками отправиться в дальний путь домой, то не успел пройти от ворот до дверей гостиницы, как услышал:

— Благородный рыцарь, благородный рыцарь!

Замурзанный белокурый мальчуган выкатился из-под стоявших поблизости возов и подбежал к нему.

— Ты меня зовёшь, малый? — спросил с усмешкой Седой Охотник.

— Да… да, благородный рыцарь… хотел вас…я хотел…

Мальчик был оборванный, щербатый и потому иногда говорил невнятно.

— Так говори ясней, чего хочешь, а то я устал и проголодался.

— Я слышал, что вы — Седой Охотник. То есть, такой, что зло убивает. А у нас на хуторе это самое зло и сидит. Пугает, убивает. Старшие сказали к вам идти, кланяться и просить. Помогите нам, благородный рыцарь!

— Я не рыцарь, а охотник, но это не важно. — Слова мальчика льстили не только самолюбию, но и тщеславию. — Зло, говоришь? Снова какой-то дьявол или другая гадина?

— Нет, сударь, Не дьявол.

— Нет? Тогда ты меня удивил, малыш, у вас тут все только дьяволов и боятся! Что же за тварь у вас там? Мара, привидение?

— Нет.

— Может быть, упырь или кикимора?

— Нет-нет, не упырь.

— Ну, тогда сам лесной хозяин — не иначе.

— Сударь, это не леса хозяин, а хозяин ночи, — покачал головой мальчик. — Волк.

— Волк? Разве у ваших старших нет ружей?

— Волк не простой. Волк-оборотень! Поможете нам?

— Помогу, ладно, — кивнул Седой Охотник. — Только, как тебя зовут?

— По разному. То бродяга, то хитрюга, а чаще всего — Заноза.

— Ладно, Заноза. Позволь мне немного отдохнуть, — снисходительно сказал Седой Охотник, — съесть чего-нибудь, и поедем к твоему оборотню.

Он и впрямь не спешил, потому что мальчик объяснил: хутор этот недалеко. Седой Охотник отдал на хранение свои деньги почтенному хозяину постоялого двора, а затем наелся и напился, как то и надлежит делать после славных деяний и достойной награды. И в дорогу с собой взял две солидные фляжки с местным зелёным вином, коим округа славилась больше всего, да сумку с едой.

Молодые герои, уничтожающие чудищ, искатели приключений и острых ощущений на экстремальной охоте, те, кого прославляют баллады за их мужество перед страшными бестиями и за благородство при получении призов, имеют между собой кое-что общее.

Их искусность в осушении стаканов вина и опустошении тарелок не уступает мастерству владения оружием.

Так что Седой Охотник любил выпить и закусить в дороге, вот их с Занозой путешествие и длилось в два раза дольше, чем обычно. В пользу старшего путешественника надо сказать, что он щедро делился едой с младшим, а о вине назидательно сообщал, что пить его — вредно!