Чудные зерна: сибирские сказы
Шрифт:
— Не надо, медведушка, не надо, батюшка, бог с ним, пусть живет — человек ведь!
Но медведь зарычал грозно:
— Не может он человеком называться, коли душу злую имеет. Нет такому прощения!
Взглянул медведь в глаза Крысановы, да так пристально, что Крысан вдруг уменьшаться в росте стал. Нос удлинился, руки к плечам подобрались, ещё немного и… в крысу превратился. Засверкал злыми глазёнками, зубами защёлкал, побежал в кусты. А хвост длинный, будто кнут, за ним поволочился.
Охнул Федюха, глаза выпучил и погнал лошадь из леса.
А медведь
Золотые рога
Жил в одном селе охотник Кузьма с женой Устиньей и сыном Свиридкой, а с ними — дедка старый, Егор. Как-то уехал Кузьма с женой в город. Свиридка с дедом остался. А в это время купцы богатые охотиться приехали — шуму в тайге понаделали.
Сидят вечером Егор со Свиридкой в избе. Дед валенки чинит, байки шутейные рассказывает. Внук хохочет, заливается. Вдруг под окном топоток, будто жеребчик прыгает. Выскочил на крыльцо Егор с ружьём, за ним Свиридка, глядят — лосёнок, мордой к ним тычется, ревёт жалостно.
Парнишка стал просить:
— Оставим лосёнка, поди, мамку потерял, а утром выпустим.
Дед глянул на внука, улыбнулся. Так и оставили. Утром Егор в тайгу ушел, а вернулся черней тучи. Свиридка к нему:
— Нашел мамку лосиную?
Промолчал старик, но Свиридка не отстаёт:
— Сказывай, чего молчишь?!
Егор махнул рукой сокрушённо:
— Нет у него теперь мамки — те купцы, что намедни приезжали, сгубили её. Губы, звери, отрезали, а самою в овраг сбросили.
Заплакал Свиридка, побежал во двор, за шею лосёнка обнял: «Бедненький».
Вскоре отец с матерью вернулись, узнали, в чём дело. Теперь уже дед со внуком за лосёнка просят:
— Куда ж ему без мамки? В тайге снег скоро ляжет. Пусть вместе с коровой в стайке живет.
Отец с матерью пожалели, оставили.
Вскоре осень прошла, зима наступила. Лосёнок выше Свиридки подрос, на голове рожки проглянули, поблескивают, будто позолоченные. Соседи и говорят:
— Ишь, золоторогий какой!
Вырос лосёнок, и рога выросли, только темней стали, потом совсем потускнели, но люди всё равно его золоторогим кликали. А Свиридка вместо коня стал запрягать. За вожжи возьмёт, сам на лыжи встанет, помчит его лосёнок по глубокому снегу — обоим забава!
Люди их дружбе дивуются: куда один — туда и другой. Свиридку так и прозвали: «Лосиный пастух».
Но вот зима отбуранила. Свиридка подрос, вытянулся, а дружок его в здоровенного лося вымахал, рожищи огромные накинул.
Весной те купцы, что осенью в тайге безобразили, опять приехали. Увидели — лось парнишку на себе по селу катает, пристали к отцу Свиридкиному:
— Продай,— говорят,— лося, мы его в тайге выпустим и охоту на него устроим…
Кузьма помрачнел, Устинья брови нахмурила. А купцы, знай, уговаривают, деньги большие сулят. Не выдержал тут старый Егор, соскочил с печи, закричал:
— Я вот вам устрою охоту! Уж так устрою!..
Схватил берданку со стены и в потолок выпалил.
Купцов
…Скоро лето пролетело, за ним осень забагрянилась. А потом и новая зима наступила. Свиридка сам уж на охоту стал ходить, да и забрел однажды в глушь. А дело к вечеру. Сумерки над тайгой сгущаются, сосны да кедры чёрной стеной стоят, сучья корявые за шубейку цепляются, и снег глубокий. Устал шибко, но вот луна взошла, идти легче. Свиридка меж деревьями полянку увидел, лунным светом залитую. Вдруг впереди огоньки зеленые вспыхнули и засуетились. Волки!
Кинулся Свиридка в сторону, да разве от стаи уйдешь? Хитрость нужна.
Глядит, впереди овражек небольшой, за ним сосна кривая — забраться легко. А с неё палить по волкам из берданы.
Покатил Свиридка вниз, да ногой зацепил о коряжину — полетел кубарем, головой о пенёк ударился, в глазах потемнело.
Долго лежал, только почувствовал вдруг дыхание на лице тёплое. Открыл глаза — перед ним лось огромный, губами влажными щеки его трогает.
«Да ведь это лосенок мой, — обрадовался . Свиридка. — Ишь какой вымахал! А где волки?»
Пошевелил он руками, ногами — вроде целы. Привстал и ахнул — рядом три матерых волчища лежат, у одного череп снесен, у других брюха распороты. Но и у лося бока в крови.
Понял Свиридка, кому жизнью обязан, обнял лося за шею. Сохатый привстал на колени, Свиридка на спину ему вскарабкался. И побежал лось по глубокому снегу в село…
Свиридка деду и отцу с матерью рассказал всё, как было, а те уж и не знают, чем сохатому угодить: хлебца ему дают, овсеца в корчаге подсовывают. Так лось опять у них зиму и весну прожил, но летом все чаще в лес поглядывать стал.
Как-то к осени вёз верхом Свиридку по вырубке, навстречу две лосихи из леса вышли, увидели Свиридку и за деревьями скрылись. Лось за ними и кинулся. Насилу Свиридка друга удержал, а вечером деду все рассказал.
Старый Егор прищурился, крякнул в кулак и сказал:
— Вот ведь, Свиря, дело какое: тебе шашнадцатый годок только, а к девчатам вечерком ты давно стрекаешь. Не к дружкам, не отмахивайся; вот и сохатому без подружек скучно. Пустил бы его?
Не стал Свиридка спорить, вывел лося за село, дал краюху напоследок, хлопнул по боку:
— Беги, друг!
Лось головой помотал, затрубил и побежал. Лишь у леса остановился, оглянулся и исчез за деревьями.
А тем летом в наших местах люди россыпи золотые обнаружили. Многие промысел охотничий бросили. Золотишко в речках доброе намывали, И скоро приметили: где лось на водопой ходил, у реки об сосну иль кедр рогами тёрся, — там россыпь богатая.
Люди Кузьме с Егором не раз говаривали:
— Не ваш ли сохатый золото указывает?
Те отмахивались и в золото не шибко верили. Но как новая зима прошла, Кузьма не выдержал и тоже подался в старатели: «Авось повезёт!» Да только другим фартило, Кузьма лишь песок пустой черпал. Все лето промотался зазря, домой вернулся — ругается: